Константин Ремчуков: В российском обществе стремительно нарастает запрос на политические перемены

М.Майерс
― Добрый вечер! Это программа «Особое мнение». Меня зовут Маша Майерс. И сегодня у нас в гостях — Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты». Добрый вечер!

К.Ремчуков
― Добрый.

М.Майерс
― Я хочу начать, собственно, с того соглашения, которое было подписано вами и господином Горбуновым относительно контроля, который будет осуществлять общественная палата и ее представители за происходящими выборами в Мосгордуму и за всеми этапами. Вот, собственно, сейчас мы видим, чем… не закончились, но какими событиями, действиями сопровождается сбор подписей и проверка этих подписей МГИКом. Собственно, каковы ваши впечатления?

К.Ремчуков
― Впечатления от…

М.Майерс
― От работы?

К.Ремчуков
― От совместной работы?

М.Майерс
― Конечно.

К.Ремчуков
― Ну, люди работают там, внутри. И, я так понимаю, завтра узнают люди, кого допустят до выборов, кого нет, и будет 10-дневный период у всех этих людей приходить в МГИК и предъявлять несогласие, почему по той или иной подписи то или иное решение было принято. И в этот же период, я думаю, что общественный штаб по наблюдению, который Венедиктов возглавляет, он тоже проведет заседание с теми людьми, которые не получили допуска к выборам, и там будут тоже публично разбираться все вот эти случаи и так далее. То есть процесс рабочий сейчас. Никаких выводов мы сейчас не делаем.

М.Майерс
― А как вы оцениваете, вообще, как этот процесс происходит, почему такая сложилась скандальная, не побоюсь этого слова, обстановка? Почему люди выходят на улицы? Насколько это, вообще, не самая типичная история даже для российских выборов.

К.Ремчуков
― Что тут можно…. Тут несколько подходов можно применить. То есть простые, черно-белые. Оппозиция права, власть не права, поэтому люди выходят. Всё. Вторая: Власть права, оппозиция не права. Она провоцирует власть. Можно на этом закончить.

Большинство людей, мне кажется, мыслит в этих парадигмах: либо одни не правы, либо другие не правы. Если рассматривать картину в целом, то есть, понимая контекст происходящего, то здесь много аспектов, о которых можно говорить. Потому что, начиная с выборов районов, в которых люди идут по тем или иным причинам, начиная с повестки такого рода выборов. Что такое выборы в Мосгордуму? Какие там главные должны быть темы? Вот тогда можно двигаться вперед и точнее понимать, что происходит.

Ну, к примеру. Почему Любовь Соболь идет по 43-му округу? Это местная повестка или нет? Она живет в 43-м округе или нет? По-моему, она не живет там. Если она там не живет, то она идет в силу других причин. Потому что социология, результаты выборов в предыдущие годы показывает, что там высокая доля протестного электората, которая против власти — любой, по-моему, начиная с 89-го года, с выборов в Верховный Совет в Советском Союзе еще.

Если она идет туда, где она не живет, и где общеполитический протест высок, значит, она решает для себя политическую задачу. То есть она хочет, чтобы повестка выборов была не местная — давайте вот здесь дворик, вот здесь садик, здесь труба…, — а, в общем-то, политическая: недоверие власти, смена власти и так далее.

И вот, мне кажется, что выборы фактически должны показывать, москвичей что больше интересует: их больше интересует локальная повестка на данном типе выборов, потому что у нас же будут выборы в 21-м году в Государственную думу, может быть, там люди будут другую повестку иметь; или нас интересует общеполитическая повестка? Вот сейчас, мне кажется, что той же Соболь и те, кто с ней в одной команде, удается навязывать обществу и даже миру — потому что, когда я сегодня смотрел «Евроньюс» и первая новость была о том, как повязали Соболь жестко…

М.Майерс
― Было такое.

К.Ремчуков
― Первая новость. Это уже говорит об успехе этой повестки по той простой причине, что о выборах в Москве уже есть предупреждение — что оппозиционеров не просто не пускают на выборы, а их жестко винтят и куда-то бросают.

Значит, первое: борьба за повестку, какая повестка нужна. Второе: конкретный случай вот вышли на улицу. У нас Алиса Ганиева, она писатель и у нас в газете работает. Я сегодня с ней виделся…

М.Майерс
― И у нас работает.

К.Ремчуков
― Да, я не знал, что у вас работает. А поскольку вчера в Фейсбуке показали, что ее тоже свинтили, я говорю: «Ну, Алиска, расскажи, как ты попала». Она рассказывает: «Вот пришла посмотреть на людей в Новопушкинском сквере… Повыступали, поговорили. Никто не трогает никого». Ну, казалось бы, то, что заявили идем сюда — никто не трогает. Они переместились к мэрии, начали пытаться там чего-то у мэрии шуметь — опять никто не трогает. И Алиса говорит: «Уже собиралась уходить, а потом говорит: Слушайте, а пойдемте к МГИКу». Пошли к МГИКу, но там такое ловушечное место. Прохожих нет. Они должны с Моховой зайти внутрь. Пошумели. А потом, когда принесли палатки типа «давайте ставить палатки», их стали винтить. Алису тоже свинтили. Она была на крыше, снимала всё происходящее.

Вопрос: если целью была акция встречи с избирателями в Новопушкинском сквере, то она завершилась довольно успешно. Никто никого не свинтил, люди выступили. Если следующей целью, но уже дополнительной было пройтись немного по Тверской и пошуметь около мэрии — опять нет. Но зато вот эпизод с третьей целью — у МГИКа, он попал во все СМИ и так далее.

Это есть борьба за повестку и за интерпретацию повестки, того, что происходит в Москве. Поэтому в этом контексте я понимаю, что у каждой стороны свои цели. И скорей всего, этих сторон больше, чем нам кажется, потому что Москва — город федеральный. Совсем недалеко от Моховой — Кремль, прямо совсем недалеко. И там, я подозреваю, люди размышляют о том, что, в общем-то, главное для них, и это совершенно очевидно, выборы 21-го года в Государственную думу. На фоне снижения рейтингов «Единой России», какова конфигурация, — думают они, — депутатов, может статься, в 21-м году, которая позволила бы иметь в Государственной думе конституционное большинство, которое может поменять Конституцию, ежели такое потребуется в интересах благополучного транзита власти, будущей судьбы Владимира Путина и так далее.

С 2003 года власть живет в предельно комфортабельных условиях конституционного большинства, кода две трети плюс 1 голос у них есть, и эти две трети и 1 голос в состоянии с Конституцией что угодно… 4 года — 6 лет, так — сяк. А сейчас нету и «Единой России», которая может быть. И вряд ли они за два года ее раскачают, что она вдруг покажет высокий результат. Значит, нужно думать о том, как из одномандатников формировать вот это самое путинское большинство конституционное, которое позволит спокойно и транзит обеспечить и, главное, после 24-го года какие конфигурации.

Потому что слишком много — может быть, случайно, но не думаю, что случайно — слишком много исследований в последнее время того, какая наиболее благоприятная конфигурация власти возможна после того, как истечет официально 4-й срок Путина президентский. И те, которые тут в последние дни начинают рассказывать, что он станет премьером, у президента уменьшат полномочия, больше парламентских будет вещей, а в парламенте у него должно быть какое-то большинство, которое присягнет, что оно путинское большинство. В этих условиях опять Медведева назад в президенты… Об этом пишут. И утекает. Главное, что это не просто… «Блумберг» пишет, он же хочет, чтобы прочитал весь мир. Если пишут какие-то исследователи в Телеграм-каналы, значит, они хотят.

Для нас важно одно: эта тема волнует всех. Поэтому под этим углом зрения смотрим на московские выборы по-другому. Кремль заинтересован в том, чтобы в ходе этих московских выборов у нас появились люди, которые сначала на московской почве, — подчеркиваю с политической повесткой, это не локальная повестка, общеполитическая повестка, — два года будут раскручиваться, а потом в 21-м году пойдут и попадут в Государственную думу. Вот, я думаю, все эти моменты надо учитывать просто как реальность нашей жизни и анализировать в этом контексте.

М.Майерс
― То есть, получается, что Кремль не заинтересован, судя по тому, что мы сейчас видим, по тому, как процесс происходит.

К.Ремчуков
― Получается, что так.

М.Майерс
― А почему?

К.Ремчуков
― Ну, я только что объяснил, почему. Потому что он не хочет, чтобы за два года раскручивались люди, которые будут перпендикулярны политически Путину и которые будут показывать некий пример того, как можно быть перпендикулярным и, тем не менее, быть успешным в политике, и тогда не удастся сформировать конституционное большинство в Государственной думе 21-го года.

М.Майерс
― Понятно. Мы с вами говорить стали о внутриполитической обстановке, неких новых акцентах, которые приобретают большее значение.

К.Ремчуков
― И неожиданно стремительно начинают приобретать новые значения. В доказательство этой точки зрения я хочу сослаться на исследование, которое в июле 2019 года опубликовано сейчас. Его создали Никольская, Дмитриев и Черепанова. Называется: «Становление нового общественного консенсуса и его внутренние противоречия». Чем интересно это исследование. Тем, что оно фиксирует стремительное изменение приоритетов россиян в своих политических запросах и ожиданиях. Вот к основным результатам исследования авторы относят следующее.

Еще год назад наиболее приоритетными для россиян были материальные потребности, а наибольший приоритет отдавался перераспределительной справедливости, более равномерному распределению доходов и богатства. Но уже в октябре 2018 года большинство наших респондентов придавали свободе и равенству всех перед законом больший приоритет, чем материальные ценности.

И весной это начало еще более усиливаться. И если взять просто, не расшифровывая в рамках нашей передачи, а просто они как параграфы выглядят — основные результаты исследования. Первое: запрос на свободу превалирует над материалистическими ценностями.

Второе: запрос на новых лидеров и героев.

Третье: рост чувств гражданской ответственности и вовлеченности в развитие страны (этого не было) 84% говорят о том, что им хотелось бы влиять на будущее страны и им стыдно за то, что они не принимают активного участия в трансформации страны к лучшей жизни.

Четвертое: дальнейшее нарастание реалистический ожиданий. Под этим понимается то, что еще год назад можно было дешевый популизм какой-то запулить, сказать: «Слушайте, изберите меня, и сейчас у нас всё наладится». А сейчас люди готовы ждать годы, понимая, как сложно изменить жизнь, как она инерционно, но при этом они готовы терпеть, в том числе, и лишения материальные, если они понимают, в какую сторону будет двигаться наша странная.

Дальше пятый вывод: новое отношение к Крыму. То есть Крым престали очень многие респонденты в числе достижений. Они считают, что это демонстрационный эффект, парадный эффект. Туда же они отнесли и Олимпиаду 14-го года и чемпионат мира 18-го.

Дальше: деромантизация советской эпохи. До этого все любили советскую эпоху. Сейчас вдруг все понимают… То есть впервые в их замерах современной России отдает предпочтении больше людей, чем жизни в Советском Союзе.

Седьмое: усиление контрэлитных настроений и появление признаков агрессии. То есть элита в такой степени раздражает, что люди готовы решительно выступать.

Восьмое: отсутствие в поле зрения общества политиков, которым можно доверять. Это касается, кстати, тех, кто у власти и тех, кто в оппозиции. Они просто ждут какого-то героя, которому поверят.

И, наконец, нарастание внутренних противоречий в массовом сознании. Ну, здесь есть много таких нюансов.

Поэтому мне кажется это изменения, что если год назад наши респонденты хотели быстрых изменений здесь и сейчас и готовы были ради них на рисковые, непроверенные меры, то уже сейчас три четверти респондентов были готовы терпеть лишения как минимум 5 лет при условии проведения политики, обеспечивающей долгосрочное развитие страны.

Мне кажется, что если власть, предположим, глуха к этому, живет какими-то радостями… скажем, ну, что вы, такой рейтинг в марте 18-го, тут говорят, что в октябре 18-го произошли изменения, а в марте 18-го Путин получил большую поддержку на выборах… Если она не настраивает инструменты в соответствии с темпом трансформации общественного сознания в стране, то, скорей всего, она будет попадать в такой зазор между тем, что прокатит — какие-то меры — и не прокатит.

Касаясь сбора подписей. Закон федеральный сбора подписей. Нужно 3%. Когда спрашиваешь тех, кто придумал этот закон, чем обусловлено, все говорят, что сбор подписей нужен, чтобы не было проходного двора.

Во-вторых, депутаты решают какие-то важные вопросы типа каждый год на них падает ответственность за распределение, раз они утверждают бюджет, 3 триллионов рублей в Москве. На федеральном уровне — 15 триллионов. Все-таки люди должны иметь какой-то ценз образовательный, социальный и так далее.

Когда спрашиваешь тех, кто критикует, можно ли вообще убрать подписи, можем ли мы иметь тогда 3 тысячи 400 человек кандидатов в избирательных бюллетенях? Можем ли мы превратить выборы в фарс?.. — ну тоже вроде как нет. Значит, какое-то должно быть… Вот я пытаюсь узнать. 3%, эта верхняя планка от числа этих людей — можно ли ее снизить? О чем эта бумага, это исследование Дмитриева? О том, что нужно реагировать на изменяющуюся жизнь. Вот сейчас очевидно, что тот способ сбора и проверки подписей, который существовал и который прокатил в предыдущий раз, сейчас не катит.

М.Майерс
― Архаика.

К.Ремчуков
― Архаика. Люди считают это антидемократической процедурой. И те, кто выходит, говорит: «Посмотрите, у них фальшивые подписи». Ну, конечно, есть фальшивые подписи и так далее. Но те, которые сидят, разве они могут… если закон регулирует, что не может быть больше фальшивых подписей, чем 10%, он же должен как-то реагировать. А можем мы тогда посмотреть…. Давайте закон посмотрим, может быть, цифра, скажем, не 3%, а 2% сбора подписей, 1,5%, я не знаю. Это требует обсуждения.

М.Майерс
― Мы сегодня были в эфире с господином Горбуновым. И ему был задан вопрос, собственно, а есть какой-нибудь иной инструмент для фильтрации,. Он сказал: «Это вопрос к законодателям, это не мне вопрос. Я только исполняю».

К.Ремчуков
― В этом смысле он прав.

М.Майерс
― Я понимаю, что он прав…

К.Ремчуков
― Поэтому наша задача… Вот, я думаю, Венедиктов — он, по-моему, полон энтузиазма в своем этом штабе общественном. НРЗБ. Надо же готовить. Нам же не просто слушания нужны, а по результатам слушаний понять… У нас тем есть люди, которые подписи эти проверяют и которые занимаются. Надо понять, если уж мы взялись за этой дело быть посредниками между политиками и властью, хотя это не совсем наша функция, но уж взялись — надо делать.

Реально собрать 3% подписей в Москве, когда люди часто живут не там, где прописаны, а там, где они прописаны, живут другие люди, которые не прописаны. Вот механизм сбора подписей, который когда-то мог подразумеваться как нормальный, он исходил из того, что бы обходишь все квартиры… вообще-то, процедура сбора подписей — это хорошая процедура как элемент избирательной кампании. Вот я прихожу к вам и говорю: «Вот я хочу идти в Мосгордуму. Давайте познакомимся. Маша. Дайте мне подписи». Вы меня спрашиваете… Если разумно расспрашивать — вы уже увеличиваете…

М.Майерс
― Да я вам дверь не открою, извините, конечно. Ни вам, ни вашим представителем. Я же могу с вами общаться в социальных сетях, если вы хотите провести агитацию или еще что-то. Ну, кто в здравом уме сегодня будет открывать дверь людям, которые…

К.Ремчуков
― А в социальных сетях всё население?

М.Майерс
― Не знаю.

К.Ремчуков
― Видите, и знать не хотите.

М.Майерс
― Ну, в общем, хочу, конечно.

К.Ремчуков
― Вы внутренний мигрант, Маша. Всех бабушек и дедушек вы отправляете в социальные сети. Возьмите любой учебник политтехнологии американский. Campaign Manager, он всегда рассматривает сбор подписей как стадию, в которой происходит знакомства кандидата с избирателями, правильно? Вот если мы сейчас смотрим, что это уже не работает на том основании, что Маша сказала: «Я вам дверь не открою никогда», значит, тогда к моим аргументам, что там живет не тот, кто прописан и имеет право, тот кто прописан и не живет там и так далее добавляются эти.

Поэтому наша задача, мне кажется, обсудить это дело и дать рекомендации. Потому что мы же хотим… вот мое желание всегда, чтобы как можно больше людей с разными взглядами, даже те, которых я не люблю, имели возможность выставить себя (а с ними надо дебатировать спорить), допущены были. Потому что намного устойчивей конструкция, если я выйду против вас и я вас обыграю, или вы меня обыграете, но в открытой борьбе. И тогда система будет более устойчивой, потому что у людей будет ощущение справедливости.

М.Майерс
― Вы знаете, я бы с удовольствием приняла бы эту логику, если бы у нас выборы проходили раз в год или раз в полгода, то есть мы один раз за 4–5 лет имеем возможность что-то поменять.

К.Ремчуков
― Почему? Вы в прошлом году на выборах мэра не были?

М.Майерс
― Бал.

К.Ремчуков
― А в позапрошлом на выборах муниципальных. А не будущих выборах. Маша, вы же говорите вещи какие? Я вам говорю: 19-й год выборы в Мосгордуму…

М.Майерс
― Тогда уже достаточно материала для эксперимента… Ну, а мы продолжаем оттачивать эту историю с подписями, которая и тогда сбоила, в общем, на прошлых выборах, когда эти же кандидаты были не допущены.

К.Ремчуков
― Дальше.

М.Майерс
― Соответственно, сейчас мы опять экспериментируем с подписями.

К.Ремчуков
― Ваше предложение? Я изложил свою точку зрения, что мы должны, мне кажется, проанализировав всё это, сделать свои предложения. Вы говорите, не надо ́того делать?

М.Майерс
― Еще через 5 лет…

К.Ремчуков
― Как вы хотите?

М.Майерс
― Как я хочу? Я хочу, чтобы в настоящий момент, чтобы эта процедура не прыгала по барьерам, чтобы это была отлаженная процедура.

К.Ремчуков
― Вы хотите сегодня реальность… Вы же говорили с Горбуновым сегодня?

М.Майерс
― Да, совершенно верно.

К.Ремчуков
― Что вы хотите по результатам этого разговора, чтобы завтра случилось? Завтра он собирается встречаться со всеми.

М.Майерс
― Вы, понимаете, в разговорах это всегда выглядит так: «Я сижу с 9 утра, — говорит нам сегодня Валентин Павлович, — кандидаты не приходят». Мы в эфире договариваемся о том, что в 3 часа к нему придут. Дальше к нему приходят. Он говорит: «Я хочу говорить по одному». А кандидаты говорят: «А мы хотим говорить сразу вместе». И начинается это процедурное прыганье по трамплинам, по барьерам, которое, в общем, к результату не приводит. У меня нет этих кандидатов в списке.

У меня вопрос: я их увижу или не увижу? Я задаю этот вопрос Горбунову, я задаю этот вопрос вам, потому что я к механике этой процедуры не имеют никакого отношения. Могу только 8 сентября прийти и галочку поставить. Всё, больше меня никто ни о чем не спрашивает. И у меня, конечно, вопрос к МГИКу…

К.Ремчуков
― Я тоже не имею никакого отношения.

М.Майерс
― Я понимаю, но у меня вопрос к МГИКу соответственно, сделать эту процедуру максимально простой, открытой, прозрачной, демократической, если на то пошло.

К.Ремчуков
― Какую процедуру? Проверку подписей?

М.Майерс
― Всю выборную процедуру от начала до конца, о того момента, когда я его увижу в избирательном бюллетене… Позвольте, я прочитаю вопрос от нашего слушателя с сайта «Эхо Москвы»: «Константин Вадимович, власти приняли решение не допустить к выборам кандидатов от непарламентской оппозиции. Возможно, это глупость. Лучше иметь оппозицию в думе, чем на улице. А как думаете вы? Не допустили оппозицию к выборам мэра, а теперь и к выборам в городскую думу. Власти боятся своего народа?»

К.Ремчуков
― А вы сами-то как думаете?

М.Майерс
― Я не знаю, это к вам вопрос.

К.Ремчуков
― Это ему.

М.Майерс
― Григ-18.

К.Ремчуков
― Григ-18 сам-то как думает? У меня сложное… Вот прямо сказать, что власть боится народа. Потому что когда я общаюсь с представителями власти, я не вижу, что кто-то кого-то боится. Вообще, мало кто кого боится. Если Маша Майерс никого не боится, как можно предположить, что кто-то во власти…

М.Майерс
― Кроме ваших волонтеров, которые по квартирам ходят.

К.Ремчуков
― Как можно на самом деле думать? Но, что мне кажется существенным здесь — что власть за этих годы почти 20 лет путинского правления формировалась в эстетике минимальных дебатов и разглагольствований. Самые успешные люди во власти — это те, которые закрыты. Те, кто начинает говорить, комментировать, он очень быстро сгорает, он не удерживается.

М.Майерс
― А почему, как вы думаете?

К.Ремчуков
― Ну, чекистская часть — не надо болтать. Надо сначала сделать. Закон джунглей. Первый закон джунглей, которому научила Багира, по-моему, Маугли: «Сначала ударь, а потом подавай голос». Вот действует примерно так. А общество меняется стремительно. И вот с этими социальными сетями, со всеми гаджетами, децентрализованная поставка информации, мгновенность реакции, она требует тоже контрреакции и быстрой.

Когда смотришь, как на Западе действует современная политическая машина, ты видишь, что буквально только что вы что-то заявите — я тут же в Твиттере в ответ заявлю. Вы сделаете другое обвинение — я вам обвиняю или отвечаю. То есть мы не даем… А нас, если происходит какое-то обвинение, все ждут, пока согласуют. И здесь наступает момент понимания структуры политической системы как проекции бюрократической системы административной. Чем характеризуется бюрократия? Тем, что решение принимает кто-то вышестоящий. Чем характеризуется особенность современной политической системы? Тем, что реакция должна быть мгновенной. Как бюрократической системе, где требуется время на согласование позиций можно мгновенно отвечать? Что будет с тем, кто мгновенно ответит по душе, предположим и не попал с мнением начальника?

Такое было с парнем, он депутат довольно видный, единоросс Сергей — такой небритый — Железняк. Он везде выступал. И вдруг, когда случилась пенсионная реформа, он взял и не поддержал. Ну, это было его спонтанное человеческое чувство. В результате Железняка мы не видим больше, он пропал. По-моему, его даже и внутри партии куда-то понизили. А пенсионную форму в том виде, в которой он не принял, в конце концов, признала и власть и начала корректировать всевозможными переходными положениями, с какого года, как и так далее.

Таким образом, мы видим, что спонтанная, по совести реакция людей, встроенных в эти политические системы, противоречит самому принципу бюрократии. Это должен утвердить начальник. Вот пока это всё пройдет — ничего не решается. Мне кажется, это один из факторов падения «Единой России». Потому что они драматически запаздывают с реакцией, а та реакция, которая спонтанная, часто бывает хамской, и она тоже не нравится людям.

Поэтому 20 лет… Чем меньше слов, тем ты лучше для власти внутри самой власти. А время поменялось. Надо с людьми беседовать, нужно с ними спорить, нужно готовиться к этим дебатам, нужно завоевывать этих избирателей. И придумались всякие внешние такие инъекции в виде внешнеполитической конфронтации, промывки мозгов по телевизору, запугивание Майданом. Сейчас, скорей всего, эффект притупился. Значит, нужно ожидать, если не пойдут в открытую на разговор с людьми, значит, нужно ожидать, что придумают что-то другое внешнеполитическое, более страшное, но способное мобилизовать людей. Просто другого механизма мобилизации я не вижу, поскольку он не было продемонстрирован нам за все последние годы. Не было даже намека на то, что может быть консолидация на какой-то позитивной основе, а не на основе ненависти к соседям, либо к Западу в целом.

М.Майерс
― Ну, вот начнут они говорить или нет, я не знаю, но ведь Беглов согласился на дебаты.

К.Ремчуков
― Очень хорошо.

М.Майерс
― Это означает какие-нибудь, скажем, тектонические сдвиги в самой системе?

К.Ремчуков
― Ну, тектонические… Маша, вы такие слова используете. Ну, один факт Беглова, который в очень тяжелом электоральном положении — а вы говорите о «тектонических сдвигах».

М.Майерс
― Ну, вы представляете дебаты?

К.Ремчуков
― И, тем не менее, тектонические сдвиги — скорей всего это качественная характеристика. Когда мы видим огромное количество вещей. Тектонический сдвиг, когда допускают к выборам вот эти политические организации, то, другое, пятое-десятое…

М.Майерс
― Хорошо. Первая маленькая трещина.

К.Ремчуков
― А это безусловно.

М.Майерс
― Потом отколется айсберг.

К.Ремчуков
― Но тут, видите, этот парень, от коммунистов который идет, режиссер Бортко, он заявляет о том, что — может быть, оно просто, что называется понтуется, — он говорит: «А мы — даже представители от системных партий — можем отказаться от выборов». Значит, если такое заявление он делает — отказаться от выборов, то, во-первых, накрылись медным тазом дебаты, не с кем дебатировать. А, во-вторых, выборы не состояться, потому что выборы из одного человека у нас по закону невозможны.

М.Майерс
― Но там кроме Беглова и Бортко еще кто-то есть.

К.Ремчуков
― Нет, он сказал — из несистемных: там Амосов, который поддерживает…

М.Майерс: А
―а, всё.

К.Ремчуков
― Все. «Справедливая Россия»…

М.Майерс
― А зачем?

К.Ремчуков
― Это, видимо, так ведется политический торг, и кто-то за что-то борется. Потому что, представляете, если все договариваются и снимаются с выборов… Политически легко оформлять: «Мы были не в равных условиях, нам не давали столько времени, у Беглова было колоссальное преимущество — мы снимаемся. Он остается один. Выборы не признаются». Власть не заинтересована, наверное, чтобы выборы не состоялись. Сейчас можно начинать переговоры о том, «что вы хотите взамен: дебаты, или должности, или какие-то последующие награды?»

Но то, что уже все равно нельзя по-старому, это очевидно. Предвестники — это, конечно, выборы осени прошлого года в тех регионах, где провластный кандидат сразу проигрывал, еще слова не сказав, где домашняя хозяйка может выиграть…

М.Майерс
― Было дело.

К.Ремчуков
― Просто она вообще не в политике…

М.Майерс
― У нас есть Владимир Зеленский. Новый запрос на новые имена, новые фамилии, на смену политических элит, на смену политического курса. Но это на Украине , а не у нас.

К.Ремчуков
― Сейчас это исследование показывает, что нарастание запроса на перемены. Вот если до этого запрос был на стабильность и запрос был на преемственность. Он даже официально назывался, когда Путин с Медведевым менялись местами, «преемственность курса» это называлось. И люди поддерживали. Чего, разве от добра добра ищут?

То есть сейчас, если это исследование правильно фиксирует, очень быстрыми темпами неожиданно нарастает запрос на перемены — на перемены в лидерах, на перемены в повестке, на перемены роли политики в жизни каждого человека, на инклюзивность, то есть вовлеченность людей в процесс принятия решения, на открытость. Поэтому кто-то у нас Change … Обама, по-моему, выиграл выборы, у него был простой лозунг: «Change» (Изменения).

М.Майерс
― Make Make America Great Again Again…

К.Ремчуков
― Нет, это… Keep America Great… Поэтому я не знаю. Если эта социология отражает реальность массовую, и у людей появляется запрос на перемены, то вполне возможно.

М.Майерс
― А вот гражданский протесты или предвестники гражданской активности, я имею в виду и уличные выступления, которые сейчас происходят в связи с подписями и выборами в Мосгордуму и уличные протесты в Подмосковье, в Архангельске и протест в Екатеринбурге за храм, за сквер — можно их расценивать как формирование как раз нового запроса, вот того, о чем вы говорите?

К.Ремчуков
― Нет, я думаю, что это немножко другое. Потому что как раз протест по поводу экологии или там храма, он предшествовал политическому протесту. Потому что выступать за свежий воздух против свалок, против того, чтобы строили что-то на общей зоне досуговой — это как бы не страшно, потому что это гражданская полиция, а в политике выступать было страшно. А сейчас, если накладываются, сейчас выборы в единый день голосования пройдут по всей стране, наверное, из этого избирательного процесса люди выйдут уже чуть более политически заматеревшие, может быть, они ощутят, что их голос что-то значит.

М.Майерс
― Вот то, что сегодня в Москве происходит, это политический протест?

К.Ремчуков
― Политический.

М.Майерс
― Или как говорит Горбунов, он сказал, что это шантаж, это попытка давления.

К.Ремчуков
― Ну, это трактовка, интерпретация. Я же начал эфир с того, что можно так смотреть: шантаж, попытка давления. Да, и Горбунов будет думать так. Этим кажется, что это борьба с несправедливостью, борьба за признание, борьба против существующей системы.

М.Майерс
― Но я как зритель наслаждаюсь.

К.Ремчуков
― Внутренние мигранты всегда так.

М.Майерс
― Константин Ремчуков о книгах.

К.Ремчуков
― Две книжки хочу порекомендовать, которые вам должны понравиться. «Правила Черчилля», книга Джеймса Хьюмса. Она переведена на русский язык. Очень много высказываний по разным темам. И они великолепны. Подобрано с любовью и с таким знанием Черчилля, что многих людям понравится. Я прочитал много книг в своей жизни про Черчилля, но так хорошо мне давно не было оттого, что бы понимаешь остроту мысли. Английские частные школы — что говорит Черчилль? «Цель частных школ — метать фальшивый бисер перед настоящими свиньями». По-моему, очень хорошо.

М.Майерс
― Российский олигархат!.. Можно распечатать и повесить где-нибудь на видном месте.

К.Ремчуков
― Очень хорошо он про алкоголь, поскольку он большую роль играл в его жизни.

М.Майерс
― Полминуты, давайте вторую.

К.Ремчуков
― Ну, чего вы меня перебиваете? Ваша задача: сидеть тихо, слушать. Я же все равно уложусь. Ладно, хорошо. «Алкоголь дал мне больше, чем я ему», — сказа Черчилль. Очень хорошую книгу купил, сейчас в Америке был «On Mental Toughness». Она поможем многим людям, у которых, может быть, переживания, не хватает сил удерживать давление жизни, обстоятельств в жизни, в том числе, и борьбы в бизнесе. Вот если вы прочтете вот этот Harvard business review «On Mental Toughness» — тут много конкретных способов, как формировать стойкость в жизни.

М.Майерс
― Я формировала стойкость целый час вместе с Константином Ремчуковым, главным редактором «Независимой газеты». Спасибо вам большое! Это программа «Особое мнение».