Константин Ремчуков: Чуя слабость Медведева, правительство хотят контролировать все: и Счётная палата, и Дума

Е.Бунтман
― Добрый вечер. Меня зовут Евгений Бунтман. И сегодня у нас со своим особым мнением Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты». Константин Вадимович, добрый вечер!

К.Ремчуков
― Добрый!

Е.Бунтман
― Давайте поговорим про парламент. Нужны ли ему расширенные полномочия. Вы знаете, как работает парламент, вы работали в парламенте. Во-первых, нужны ли расширенные полномочия нынешнему российскому парламенту. Это раз. А во-вторых, зачем Володин так настойчиво про это говорит?

К.Ремчуков
― Первое. Нашему парламенту нужны полномочия, не знаю, до какой степени они расширенные. Расширенные по сравнению с тем, что есть, наверное. Но не по сравнению с тем, что записано в Конституции. Просто нужно актуализировать потенциал разделения властей, который зафиксирован в Конституции, с точки зрения, мне кажется, нужно добавить как минимум 1 функцию: это право на независимое расследование парламента. Это то, что делает наш парламент прежде всего имиджево и репутационно очень слабой ветвью власти.

Е.Бунтман
― У парламента же, прошу прощения, есть право на расследования, комиссия Торшина была.

К.Ремчуков
― Да. Но Торшин был в СФ. Но опять это принимает в основном исполнительная власть. И это было в 2004 году. Поэтому я бы исходил из того, что им нужно право самому парламенту определять, какие темы жизни российского общества нуждаются в проверке парламентом. Произошел ли взрыв домов, произошло и неверное использование выделенных ресурсов государственной корпорации, не так ли заключены контракты, не так проведены переговоры. Чтобы парламент как сложный баланс интересов различных политических сил… Вот этот баланс нужен для того, чтобы они не по любому поводу создавали комиссии и занимались ерундой. По ключевым вопросам, по  которым общество хочет иметь независимую оценку, не только от правоохранителей, не только от самой исполнительной власти, мне кажется нужно. Это первая часть вашего вопроса.

Вторая. Почему сейчас Володин? Мне кажется, что сейчас на фоне буквально вала критики правительства Медведева (только ленивый не критикует его, только ленивый не предсказывает отставку Медведева), мне кажется Володин тоже понимает: когда как не сейчас можно побороться за то, чтобы у него было больше прав контролировать правительство.

Е.Бунтман
― То есть он правительство Медведева валит таким образом?

К.Ремчуков
― Ну не валит, а он просто видит, что скорее всего там наверху это правительство не кажется идеальным. Чтобы кто-то мог хотеть контролировать. Посмотрите, каждый день дает какие-то доказательства. Сегодня Путин встречается с Кудриным. Кудрин – председатель Счетной палаты. Он и так проверяет расходы. И вдруг Путин сегодня ставит перед ним задачу: не как бы задним числом расходы проверять, их целесообразность и достоверность. А он говорит вы должны делать как бы  макроаудит, оценивая исполнения нацпроектов и указов президента. Фактически он как бы Кудрину дает полномочия не постфактум, когда уже денежки потратили, сказали: нет, вот национальный проект не выполнили полностью, поэтому потратили, а как бы он говорит: слушайте, вы не таким образом деньги тратите, вы не так реализовываете эти нацпроекты. То есть над правительством Кудрин получает в определенном смысле контроль на стадии, на которую раньше никакую Счетную палату не допускали.

Е.Бунтман
― Это серьезный накат на правительство.

К.Ремчуков
― Я поэтому и говорю, что в этой атмосфере только ленивый на месте Володина не пытался чего-то добиться для себя. Тем более что по Конституции парламент наш, Госдума более серьезный орган по замыслу, чем Счетная палата.

Е.Бунтман
― Есть ли такой вариант, может быть фантастический, при котором Дума получает еще больше полномочий, чем предусмотрено Конституцией? То есть я говорю о превращении постепенном в парламентскую республику.

К.Ремчуков
― Если она постепенно в парламентскую превратится, для этого нужны фантастические условия. Тогда уже функция независимого контроля, реального контроля за исполнительной ветвью, не будет казаться фантастической. Она будет казаться естественной в новых полномочиях.

Е.Бунтман
― Но это логичный следующий шаг получается.

К.Ремчуков
― Уж больно он получается по Ходорковскому. Это Ходорковский объяви давно-давно, в 2002-2003, когда он говорил, что уйдет из бизнеса в 2007-2008 и что он парламент и вообще считает, что парламентская форма власти является более полезной для России, чем президентская. Это был один из моментов его столкновения с концепцией Путина. На то, что пока Путин президент, а он тогда был относительно свежий…

Е.Бунтман
― Это был второй срок Путина.

К.Ремчуков
― Да. Это был успешный срок, потому что нефть пошла вверх, расходы увеличились, доходы увеличились. И тут кто-то говорит: слушай, нам нужна парламентская форма. И это же инкриминировали, во всяком случае все политологи прокремлевские, которые занимались, что Ходорковский поддерживал не конкретную партию, чтобы прийти к власти, как им казалось было бы более правильно и понятно, а он поддерживал различных депутатов в различных фракциях. Таким образом, что независимо от партийной принадлежности он имел возможность сформировать межрегиональную фракционную депутатскую группу, которая могла бы быть сопоставима по сила при голосовании за те или иные законы с любой фракцией. В этом смысле, конечно, пока Путин есть, если не будет какой-то поворот вещей, связанных с тем, что он будет премьер-министром или спикером парламента (я не знаю, что-то такое, это глупость, конечно)… Так низко не надо, конечно, уходить…

Е.Бунтман
― Почему низко? Это же немножко другой Путин. Тогда, 2003 год – конец первого президентского срока, это совсем другой срок. А сейчас раз, два срока подряд, потом перерывчик, еще два срока подряд. Может быть, есть такой вариант, что он будет премьер-министром и партийным лидером при парламентской системе.

К.Ремчуков
― Я бы мог такое предположить, поскольку действительно в этом ничего вроде бы нет. Но мне кажется, для этого нужно быть другим человеком у власти, чем Путин. Путина мы достаточно хорошо знаем, все-таки он 19 лет на виду у нас. С марта 1999 года, когда он прокурора убрал. Значит, в этом году в марте будет уже 20 лет. Мы знаем его. Мне кажется, нужно отталкиваться от того, что у него в голове.

У него редко меняется базовая конструкция его представлений о том, как нужно организовать Россию, чтобы достигать каких-то целей. У него также есть свои цели и есть свои критерии успешности. И мне кажется, что и цели, и критерии успешности, и представления о рациональной конструкции власти отличаются, предположим, от вашего взгляда на эти вещи, от моего и от массы других людей. Путин – сторонник единоличной власти в значительной степени. Путин – сторонник не очень публичной власти. Путин – сторонник того, что… Посмотрите, все его чиновники как воды в рот набравшие люди: никто никогда ничего не говорит. Это как особое достоинство. Настоящий чекист неболтлив.

Е.Бунтман
― Не болтай!

К.Ремчуков
― Да, не болтай! И болтун – находка для шпиона, не болтай по телефону. И т.д. Поэтому в этом смысле, если брать фундаментальные черты Путина как политика, то предположить, что исполнительная власть должна контролироваться независимо властью представительной, я не могу. Это было такое перерождение!

Е.Бунтман
― Вот у него перед глазами немецкая модель, где Ангела Меркель уже 4 срока. И тем не менее, парламентская система, партийный лидер.  

Е.Бунтман
― Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты» со своим особым мнением. Мы вернемся через мгновение.

Е.Бунтман
― Рейтинг 33,4% — это что, это как вообще дошли до жизни такой? Мы уже говорили с вами не раз в этой студии про то, как стремительно падает рейтинг. Это какие-то совершенно фантастические цифры, рейтинг доверия.

К.Ремчуков
― Пока можно лишь повторить, что после пенсионной реформы не оправился рейтинг Путина.

Е.Бунтман
― Он продолжает падать – не просто не оправился.

К.Ремчуков
― Это и есть тот феномен, который Юрчак как-то назвал в своей книге «все было хорошо, пока не кончилось». Все хорошо, пока что-то не случается. И, поскольку это было предельно неожиданно для власти. На прошлой неделе Силуанов сказал, что они не ожидали такой реакции на предложения по пенсионной реформе. И они так и не смогли сгруппироваться, на мой взгляд, идеологически, чтобы выправить ситуацию. И пенсионный трюк с повышением возраста, с растратой денег, потом с попыткой смягчить ситуацию расходами денег. В результате сейчас все говорят, что никто ничего не выиграл. При этом, с точки зрения рынка, с точки зрения здравого смысла такая реформа нужна была бы. Мы говорили, может по-другому надо готовить. Сейчас видно, что народ не хочет ничего такого реформаторского. Путин не так часто соглашается на реформы – пошел на волне своего высокого рейтинга. И провалился. И провал пока продолжается.

Е.Бунтман
― Это не просчитанные риски?

К.Ремчуков
― Да, полностью не просчитанные риски.

Е.Бунтман
― Репутационные, в первую очередь.

К.Ремчуков
― Сначала были экономические. Потому что выяснилось, что то, что они задумали, не работает и нужно все новые и новые гарантии этим женщинам, которые типа будут работать, но уже вступили в пенсионный возраст по старому стилю. Мы будем вам платить, вы будете бесплатно ездить, то, се, пятое-десятое. Выяснилось, что денег столько, сколько надо.

А на самом деле нужно же современное мышление показывать. Есть ли у вас альтернативные источники финансирования тех или иных нужд, которые есть у общества. Например, главный источник – это всегда повышение налогов. Поэтому начинают думать: повысим налоги. Люди не любят повышение налогов. Но в современном обществе люди начинают искать: а есть ли у нас другие источники. Если они находят другие источники, они отменяют принятые даже решения о повышении налогов. В данном случае, мне кажется, мы даже не приблизились к этому формату мысли, что если нам нужны были бы деньги, а они же на самом деле не нужны. Если сейчас мы закупаем валюту, чтобы складывать ее…

Е.Бунтман
― У кого нет этой мысли, у людей или у власти?

К.Ремчуков
― У власти. Это власть. Это задача власти. Я недавно где-то читал, это в Калифорнии такое. Там собирались какой-то экологический налог поднять с 2019. А потом не поднимают. Спрашивают руководителя: почему. А он говорит: вы знаете, мы посмотрели и нашли другой источник финансирования. Найдя другой источник финансирования, налоги не трогай. Методология мышления. Налог является последним делом для правительства, поскольку это всегда конфликтная вещь между властью и обществом. Если вы ежемесячно вынимаете из оборота много-много рублей и превращаете их в валюту и  это у вас главная статья расходов, то значит никак не получается, что вам нужно на данном этапе, когда экономический рост не стал очевидностью, именно за счет людей что-то делать. И так же мы видим по каждой позиции: тут НДС подняли, тут у нас инфляция вследствие этого растет, тут у нас тарифы поднялись, тут у нас еще что-то поднялось, тут у нас пенсионный возраст. И буквально по всему ты видишь, что вас пытаются как липку обдирать. Вопрос: вам действительно нужны эти деньги? Нет.

Выясняется, что денег так много и валютные доходы пока позволяют накапливать резервы валютные на будущую жизнь, на будущие поколения. А может, на текущие. Мы же помним, что ряд очень крупных компаний пишут письма, потом о них становится известно Дмитрию Медведеву и Владимиру Путину, с просьбой выдать им деньги на их проекты. Получается, основная масса населения оплачивает все повышения налогов (остановимся просто даже на НДС) для того, чтобы ЦБ накапливал резервы. А потом какие-то, не все, абсолютно исключительно интересные, крупные компании писали письмо и говорили: а дайте-ка нам из этого фонда резервов, скажем, 10 млрд долларов. — Пожалуйста, возьмите. А дайте нам 15! – Возьмите. Получается, что опять механизм коллективный пылесос: все оплачивают, а доступ к этим ресурсам имеют те, у кого зарплаты, доходы, проекты, контракты и прочие бонусные вещи.

Поэтому, мне кажется, вот это слабо артикулируемое, но нарастающее ощущение несправедливости (это такая очень русская вещь: справедливость / несправедливость, очень тяжело говорить, но тем не менее она общепризнана). Несправедливо или справедливо, измерить трудно. В рациональных терминах об этом мало кто говорит, потому что у нас все больше чувства. Вместо представления цифр тебе предлагают поговорить. Дискуссия вместо обмена фактами. Тебе предлагают немедленно втянуться в дискуссию.

Е.Бунтман
― Рейтинг доверия эмоциональный как раз.

К.Ремчуков
― Рейтинг доверия. Все-таки 20 лет человек у власти. 33-34% — ниже, чем было, но все-таки это еще достаточно высоко.

Е.Бунтман
― А сколько плохо? 6%, как у Порошенко?

К.Ремчуков
― Как у Ельцина.

Е.Бунтман
― Или как у Ельцина в 1996 году.

К.Ремчуков
― Тем не менее, страной рулить можно. Вот доверие, понимаешь, такая вещь . без доверия вообще ничего не получается. Особенно в рыночном обществе.

Е.Бунтман
― Может быть, объяснить надо было как-то лучше? Может, не такое было бы чувство несправедливости?

К.Ремчуков
― Нет, я просто не стал об этом говорить. Это как бы уже общее место. Потом сказали. Столько сил, сколько они потратили на объяснение потом, если бы они потратили до, может быть было бы лучше. Может быть, не нужно было бы так жестко переходить. Сейчас объявили об этой реформе, а потом вдруг выясняется ,что она сразу и наступила.

Очень долго и совсем, мне кажется, неумело говорили, что Путин к этой реформе не имеет никакого отношения, это дело правительства.

Е.Бунтман
― Очень долго не получилось.

К.Ремчуков
― Долго. Уже когда совсем ситуация стала, он вынужден был вписаться. Но опять, только что в марте выборы были, позиционировали Путина как человека, который с утра до вечера вникает во все детали, за все отвечает, принимает все решения. А тут вдруг такая штука. И вдруг ему говорят: знаете, это не президент, он этим не занимается. Слишком долго. Люди у нас, конечно, политически кто-то может считаться наивным. Но дураков точно не так много, как, может быть, кажется. И вот эти не дураки люди думают, а почему ты можешь позволить себе не вникать в такое. Это обратная уже вещь. А кто тебе разрешил вникать в пенсионную реформу. Да, пусть это правительство плохо делает.

Е.Бунтман
― Вообще как-то дело поставлено так все эти 20 почти лет, что президент вникает во все вопросы вплоть до водокачки.  

Вопрос в том, что делать дальше. Реформы народ не любит, реформы непопулярны, они обрушивают рейтинг. Так что, продолжать жить без реформ? В Китае одновременно происходит 300 реформ. Сейчас , в эту секунду, пока мы с вами говорим. 300 реформ! Китай при всем том свою экономику, свою социальную сферу подстраивает под рынок. Причем конкурентоспособный рынок. Они закладывают во все рынки осложнение отношений с Америкой. Они думают о том, как им развивать внутренний спрос, но внутренний спрос не советского типа, условно говоря социалистического, а именно рыночного. Какие инструменты будут финансировать внутренний спрос. До какой степени эти инструменты будут надежны. Как сделать так, чтобы не было перебора денег, плохих кредитов. Как сделать так, чтобы обеспечение этих кредитов было ликвидным, потому что у них масса кредитов, которые обеспечены ценой земли, которую единственную в банке принимают, перед тем как давать деньги. Как сделать так, чтобы стадность (а там же сотни миллионов человек) не приводила к тому, что моментально люди в стадном порыве начинают покупать акции спекулятивные. Потом эти акции рушатся, а люди покупают эти акции для кредита. И банкам плохо, и людям плохо. И они все в долгах. Всем плохо. Вот что они делают. Они пытаются.

Хотя сегодня сообщение всех встревожило. В The Wall Street Journal читал. 6,6% рост за прошлый год. Самый низкий темп роста Китая с 90-го года. То есть за 28 лет. Самый низкий – последний квартал декабря, вообще падение. Последний квартал прошлого года дал 6,4%. И тенденции примерно такие. А у Китая каждый процент роста – десятки тысяч рабочих мест. Я имею в виду, что легкой жизни нет ни у кого. Но ты должен готовиться, чтобы адаптироваться, что-то реформировать.

Я очень боюсь, что эта неудача с пенсионной реформой репутационная как бы заморозит наши реформаторские усилия и экономика не будет способна реагировать на изменяющуюся ситуацию в жизни.

Е.Бунтман
― Давайте в оставшуюся минуту с небольшим попробуем разобрать еще один кейс. С Чечней, где списали населению долги за газ. Это справедливость / не справедливость?

К.Ремчуков
― Социалистические инстинкты пробуждать в нашем народе легко. Популизм, флешмоб депутатский, как кто-то из депутатов сказал. Чечня, если предлагает не платить, другие регионы предлагают не платить, у власти появляется соблазн давай в ответ на пенсионную несправедливость мы сейчас всем простим.

Я читаю комментарии, люди говорят: еще желательно бесплатное здравоохранение, образование. И получается как бы ревизия взглядов. Кто будет за это платить? Как этот газ, который идет туда, добывать? Как осуществлять инвестиции, откуда деньги? Тогда тебе дают глубокий ответ: а давайте деньги, полученные оттуда, перераспределять вот так. И мы уже возвращаемся к социалистической системе, как будто кто-то знает, какова должна быть цена. Полученные денежки мы будем перераспределять. Это плохой, с этой точки зрения, кейс. С другой точки зрения, это кейс такого регионального сепаратизма, который крайне вреден в такой стране, как наша.

Е.Бунтман
― Очень! Особенно учитывая, что это Чечня, а не Воронежская область все-таки. Это немножко разные регионы России по отношению к ним центральной власти. Про Магнитогорск давайте поговорим. Первого января, второго, третьего. Эта история смотрелась как совершенно очевидная: ну газ, многоэтажный дом, новогодние праздники, бывает, трагедия, много погибших. В последние дни появилось еще больше недоверия, чем было. Несколько новых расследований. Возможно, это был теракт. Очевидно совершенно по внешнему виду, что расследования похожи на сливы из каких-то, может быть, структур. У вас есть какие-то сомнения? Газ, теракт – что скорее? 

То есть власть ведет себя очень дружески к этим людям, идет навстречу. А это бывает всегда, когда…

Е.Бунтман
― Подозрительно, да.

К.Ремчуков
― По крайней мере, так не было.

Е.Бунтман
― Там расследователи сидят. 20 дней сидят.

К.Ремчуков
― Высокопоставленные следователи. И нет ясного дизавуирования. Когда что-то ясно и понятно, говорят. У нас же есть специалисты. Я не специалист по тому набору признаков. Когда говорят, какой характер ожогов на этих бетонных структурах после взрыва. Потому что взрыв взрывчатки имеет другие признаки, чем взрыв газа. Я ясно не слышу. Самое простое – сказать: прекратите молоть чушь, это бытовой газ, вот признак один, два, три. Этого не говорят.

Е.Бунтман
― Но при этом в первые дни коллег журналистов туда спокойно пускали за оцепление, пускали снимать руины. Если бы был теракт, то не пускали.

К.Ремчуков
― Они же тоже в первые дни не знали, что это. Мне кажется, власть столкнулась с тем, что поспешила заявить вот так, что это просто взрыв газа. А потом по ходу дела могло вырисовываться что-то другое. А уже быстро отъехать приняли решение не делать этого, пока не разберемся окончательно. Потому что в конце прошлой недели вдруг появляется сообщение: взорваться мог мешок со взрывчаткой, который один из людей, который снимал там квартиру, приготовил для осуществления терактов в городе. А он сдетонировал, и взорвался газ. То есть начинают прокладываться логические мостики. Если мы увидим анализ взрывчатки на каких-то породах, то надо понимать его происхождение, что он не исходно был причиной, а что он стал следствием того, что там кто-то держал мешок со взрывчаткой.

Е.Бунтман
― Это тогда удивительно совпадение. Я одного не понимаю: если это был теракт, почему это надо скрывать? У нас не то чтобы скрывают теракты, когда они происходят. Я понимаю эту логику, что сначала не разобрались. Но не неделю же разбирались, не несколько же дней. Обычно происходит гораздо быстрее и наоборот спешат заявить, что это теракт.  

Е.Бунтман
― Сказали, что это совпадение.

К.Ремчуков
― Я же говорю: это совпадение, это совпадение. Потом появлялась информация, кто там жил, какие люди, какие ячейки. Когда начинает появляться информация, которая выглядит как слив каких-то спецслужб, то требуется намного более четкая работа тех, кто должен либо дезавуировать эти заявления, либо привлечь этих людей, чтобы они пролили дополнительный свет. Откуда им это известно, что им известно. Расследование, если с открытой душой ведется, то хвататься надо за любую информацию. Я так понимаю.

Если я следователь и мне надо разобраться, надо мной никто не стоит, кто дает мне заданное решение, то любое…Вот я видел в Фейсбуке этот написал. – Где ты видел? – А там, сказал: предупреждаю вас, будет фейерверк. – Ну-ка давайте сюда Тяпкина-Ляпкина. – Где ты видел, на какой странице. Начинают искать. Ты писал, что ты имел в виду под фейерверком.

Е.Бунтман
― Это логичное следствие.

К.Ремчуков
― Но мы-то видим, что вбрасываются идеи, рассказы, которые выглядят правдоподобными, а внятного нет. Значит, заняли позицию: будем разбираться, а когда разберемся, тогда что-нибудь скажем вам.

Е.Бунтман
― Еще одна история, совсем другая, совсем в сторону. Это история с Настей Рыбкой. Почему этой истории позволили стать такой громкой? Ее чуть ли не политзаключенной теперь называют.

К.Ремчуков
― Андрей Сахаров, Настя Рыбка, Саша Травка. Что тут можно сказать? Со времен фильма «Интердевочка» судьба проституток более или менее находится под объективом. Все знают, что это нелегкая судьба. То им лицо режут, то их кидают на деньги, то еще что-то. Поэтому Настя Рыбка в этом смысле такая же драматическая история, что мы знали из хроники в газетах и художественных фильмов.

Второе. Конечно, достаточно шумно было само задержание. Эти видеокадры.

Е.Бунтман
― Задержание имеется в виду уже в Москве?

К.Ремчуков
― В Москве. Там-то она посидела. И сюда. Мера пресечения, статья.

Е.Бунтман
― Это демонстративное задержание?

К.Ремчуков
― Из-за того, что все это на YouTube, конечно, демонстративное. Большой резонанс, все видят, что…

Е.Бунтман
― Я говорю не про следствие, а про интенции тех, кто задерживал. Обычно такие проблемы стараются тихонько решить.

К.Ремчуков
― А как вы решаете? Она выходит из самолета, ее берут. А сейчас в связи с тем, что у всех камеры на телефоне, это снимают. Может, ее тоже хотели…

Е.Бунтман
― Может, надо было как-то договориться, денег дать. И не брать ее под арест. Это же демонстративная акция, перед камерами берут, тащат в кутузку, суд будет завтра.

К.Ремчуков
― Подробнее, кто с кем должен договариваться?

Е.Бунтман
― Кто-то, кто стоит за задержанием. Вы же не будете всерьез утверждать, что это так просто… Кто-то, я не знаю. Дерипаска, Приходько, еще кто-то. Дмитрий Медведев. Я могу дальше называть производные уже имена и фамилии.  

Е.Бунтман
― Фрагментарно.

К.Ремчуков
― А я всю ее прочитал. Эта книжка написана под микрофон, когда человек из 24 часов в сутках диктует 20 часов все, что происходит. Вот буквально, мы с тобой пообщались, я выхожу в коридор. Это серьезное задание – написать такую книгу. Причем она созванивалась с этим Алексом Лесли, он дает инструкцию. Все это изложено. И ожидать, что вдруг, после того как эта книжка подробно, 24 часа, там может вскрыться что-то такое геополитически ущербное для Олега Дерипаски, я не думаю. Вообще мне кажется, для него эта история в прошлом. Он получил все, что мог получить. Но вот такой скандал как раз против него бьет. Даже вы его первым упоминали, кто должен был Рыбке деньги дать.

Е.Бунтман
― Мне просто пришло в голову.

К.Ремчуков
― Первое, что это судьба такая у людей в этой рискованной профессии. Второе, я абсолютно убежден, что Дерипаска все, что мог негативного получить, получил. Наконец, третье: это, конечно, кейс, исходя из того, что огромное количество таких Рыбок и Травок и прочих в течение 20 лет ХХ века обслуживали большое количество всех людей. Та статья, по которой сейчас их привлекают, а именно втягивание в проституцию, мне кажется серьезнейшее предупреждение всем тем женщинам-посредникам или мужчинам-посредникам, которые занимались организацией поставок девушек с низкой социальной ответственностью на различные мероприятия, в которых влиятельные мужчины принимали участие.

Е.Бунтман
― Или это сигнал: не надо просто писать книжек.

К.Ремчуков
― Нет, не книжек, а не нужно всем подробно рассказать о том, что он видел в Куршевеле или на Лазурном берегу или на курортах Америки либо Австралии. Если кто-то даже задумается об этом рассказать, показать, каким образом может судьба развернуться. Потому что кейсом этот инцидент сейчас создается. И тут важно именно отметить эту статью: втягивание в проституцию. Взять всех девушек, которые там были, которых кто-то организовал, и они могут всегда про любого человека сказать, что я была втянута.

Е.Бунтман
― Не могу сказать, сколько именно предусматривает статья втягивание в проституцию.

К.Ремчуков
― Максимум – шесть лет.

Е.Бунтман
― Это, наверное, достаточно серьезное наказание, чтобы испугались.

К.Ремчуков
― Главное, что образ жизни изменит сильно как минимум. Можно, конечно, втянуть в проституцию в тюрьме попытаться исходя из не очень крепких моральных устоев ФСИНа.

Е.Бунтман
― То есть это ликвидирует источник дохода. Это экономический удар и репутационный. Константин Ремчуков и его книги.

К.Ремчуков
― 1,5 минуты осталось. Несколько эфиров назад мы обсуждали с вами, кто начал террор. Ивы ссылались на то, что Бортников якобы заявил о том, что террор 37-38 года – это перегибы на местах. Вот рекомендую книгу «Вертикаль большого террора», где буквально по шагам рассказана история операции по приказу НКВД, которая называлась № 00447. Террор в нашей стране начался с этого приказа. А этот приказ случился после того, как Сталин сообщил НКВД о том, что нужно искать врагов социалистического строя, разбить их на 2 категории. И сначала это было. Кто колхозному движению мешает. Второе – уголовники. А буквально за 3,5 недели они добавили все контрреволюционные элементы. Поскольку признаки были весьма расплывчаты, то всех людей, которые были в тюрьме, находились, просто по этим признакам. Классический случай большого террора – когда наказывали не за конкретные преступления, а за принадлежность к группам, которые описал Сталин. Ну и руководитель НКВД Ежов. Так что прочтете эту книгу, сомнений не останется. Только документы.

Е.Бунтман
― Спасибо большое. Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты», и его особое мнение. А я, Евгений Бунтман, с вами прощаюсь.