М.Максимова― Это программа «Особое мнение». В студии – Марина Максимова. Я приветствую всех наших телезрителей и радиослушателей. А свое особое мнение сегодня высказывает Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты». Константин Владимирович, здравствуйте!
К.Ремчуков― Здравствуйте!
М.Максимова― Новости последнего часа буквально: «Швейцарские банки, опасаясь санкций со стороны США, заблокировали средства на личных счетах Виктора Вексельберга, — Forbes пишет, — 1 миллиард франков». Это, я смотрю, какая-то очень большая сумма. Юристы «Ренова» уже готовят иски против швейцарских банков и сотрудников. Но эксперты говорят, что шансы получить компенсацию будут невелики. Что теперь будет одним из крупнейших бизнесов?
К.Ремчуков― Я уже говорил о том, что предлагаю использовать термин для характеристики всего того, что происходит с капиталами из России – это конфискационный характер действий. Мы с вами говорили, по-моему, про Англию, что будет конфискационная модель под предлогом проверки происхождения капитала. При этом в тот момент, когда капитал был вывезен в начале «нулевых», его проверяли банки, все эти стандартные процедуры. Теперь требуется дополнительная проверка, по результатам которой деньги могут быть заморожены или конфискованы. Так что более-менее понятно.
У Вексельберга не совсем понятно. Опасаясь санкций, опасаться можно только если как будто эти деньги идут на какую-то оплату, вторичные санкции, по-английски называется full compliance. Это значит, что все стороны, даже напрямую, которые не описываются в санкционном режиме, не имеют права взаимодействовать с субъектами, которые подверглись санкциям со стороны США. Но если они лежат на счете, никакого смысла их арестовывать, достаточно заблокировать транзакцию.
Поэтому я вот впервые от вас услышал. Я нюансы не понимаю. Но, вообще, мы видим, что многие компании даже в нашей стране объявили о том, что они будут следовать санкционной политике США, и там не закупать алюминий. Я слышал, что «Норникель» может не выплатить Дерипаске дивиденды, потому что Дерипаска под санкциями. Ну, типа, а в рублях, ребята, вы можете выплатить ему, чтобы не через американские банки проходили?
То есть американцы рулят. Они напугали всех. Никто не хочет быть в санкционных списках и подвергаться штрафам заметным. Поэтому это очень странно, потому что недели две назад было сообщение, что Вексельберг собрал миллиард – ему и правительство наше помогло – и расплатился по кредитам. То есть, казалось, что он всех, кто мог бы быть под ударом, вывел, потому что он расплатился со всеми до того момента – там давали американцы переходный период на сделки, — и он типа успел до этого момента, чтобы взаимодействие с ним считалось преступлением санкционным. Так что посмотрим.
М.Максимова― А вообще, я смотрю, борьба с российскими финансами будет продолжать набирать обороты. Потому что вот сейчас мы про Вексельберга поговорили, но, вообще, на этой неделе в течение последних дней у нас и Кипр – банки Кипра по указанию ЦБ страны собираются закрывать оффшорные счета, — Лондон тоже новость: будет выяснять источники доходов 130 состоятельных людей, там тоже с российским бизнесом связано. Как-то вот валится регулярно. То есть это по нарастающей пойдет или что?
К.Ремчуков― Я не знаю. Пока идет по нарастающей. Нарастание закончится в момент окончания денег. Потому что Кипр уже конфисковывал наши денежки несколько лет назад, когда случился кризис. И я так понял, что наши закрыли глаза, потому что у многих наших влиятельных банков и компаний там были оффшоры в Кипре, которые были связаны с самым верхом. И, видимо, договорились как бы какую-то плату Кипру… А Кипр очень многие безвозвратно денежки конфисковал фактически на помощь экономики Кипра.
Сейчас, видимо, пошли по этому пути, потому что видят, что нет у нас ответов на это, каких-то действий, которые бы заставили правительство не вмешиваться. Правительство не сообщает никому: «Не троньте…». Я думаю, что если бы правительство Российской Федерации встретилось с руководством швейцарской конфедерации, с руководителями банков и сказало… Но, видимо, нет предмета для разговора, но самое главное – нечем грозить в ответ. Поэтому правительство предпочитает не вмешиваться в эти дела. А если не вмешивается, то мир капитала жестокий. Если что-то лежит и не защищено, и можно это отнять, то почему не отнять? Что такое заморозка миллиарда долларов? Или миллиарда швейцарских франков? Это чуть больше миллиарда долларов, получается. Это значит, что этими деньгами можно распоряжаться до момента их разморозки: давать в короткую, в длинную, ссужать, покупать какие-то инструменты на эти деньги. То есть, на самом деле, это же прибыльно. Мало того, что основное тело, миллиард – это большие деньги, это еще и сколько производных от него, получается.
Поэтому я думаю, что благодушное нежелание правительства России заранее подготовить и программу помощи российским компаниям и лицам и активно заступаться за них, наверное, и является результатом такого провоцирования на какие-то активные конфискационные действия.
М.Максимова― Так все-таки российское правительство собирается помогать бизнесменам.
К.Ремчуков― Ну, оно собирается, но видите, полтора года назад еще Путин давал указания Шувалову подготовить систему мер на случай санкций. А ведь ничего не было подготовлено так, чтобы сразу начинало действовать, чтобы в момент, когда кто-то объявляет о санкциях, тут же по плану «А» правительство сообщает о том, что выделяется кредитная линия и никаких последствий для кредиторов тех компаний, которые сразу испугались, что они не заплатят — компания под санкциям – начали сбрасывать акции. Акции начали падать и стоимость компании уменьшилось. Если бы сразу, в ту же секунду было сообщено, что сумма в полном объеме зарезервирована, будет предоставлена, никто не волнуйтесь, значит, они бы сохранили и стоимость компании и главное, миру всему показали, что тут не надо волноваться.
А здесь приходится волноваться. Вообще, мне кажется, что у Путина отношение к санкциям тоже довольно специфическое. Он может считать, что люди летают на Запад потусоваться просто. Можно сказать: «Что ты переживаешь – санкции? Ну, не поедешь ты в эту Америку — ничего, здесь будешь работать. Страна большая». То есть представить, что люди туда могут ездить для работы, заключать контракты, деньги… рынки сбыта… Всем, может, и кажется, что они девочек полный самолет напихают и летят за океан, а потом им санкции объявили. «Ну, и чего, ну и поживешь здесь, какая тебе разница?»
И сегодня же Путин подписал наш закон на санкции. Я посмотрел его еще раз. Собственно, как мы и говорили, там нет никаких конкретных мер, он не агрессивный по сути. Запрещает запрещать на ввоз того, чего мы не производим… Поэтому в этом смысле…
М.Максимова― А он каким-то может служить хоть в каком-то виде ответом на то, что сейчас происходит?
К.Ремчуков― Нет. Это будет выборочно. Вот кто-нибудь поведет себя как-нибудь не так, совсем вопиющим образом не так, как вот иногда сообщают: какой-то специалист идет из Польше, например, сюда приехал, а ему в аэропорту говорят: «Ты у нас в списке». Он в сутки тут тусуется, а потом его отправляют куда-то назад, не пускают. Вот такие мелкие укусы.
Я имею в виду, что с нашей экономикой, с ассиметричной зависимостью российской экономики от рынка сбыта по нашему сырью у нас нет большого арсенала средств для ответа. Вот у Китая, у которого экономика больше, и то, видите, как тяжело с американцами. Перетягивание каната идет. Трамп обещал, что приостанавливает войну, то потом сказал: «Нет, вводим пошлины». Полетел министр торговли Росс, вел тяжелые переговоры в Пекине. Ни до чего не договорились. Китайцы тут же сказали, что ,если кто-то попробует пошлины ввести, то мы считаем аннулированными все предыдущие договоренности».
Там все-таки объем экономики достаточно большой и не совсем ассиметричная зависимость экономики, поскольку много иностранного капитала в производстве тех товаров, которые пишутся Made in China. На самом деле капиталы иностранные. Поэтому тут как бы много какого ущерба можно нанести в ответ. И тут чувствуется, что позиция Америки посильнее сейчас, поэтому американцы сейчас и на Евросоюз жестко поставили алюминий, на Канаду.
Поэтому при нашей экономике в полтора триллиона долларов и специфической структуре экспорта, когда наше благополучие, социальные программы, стабильность режима зависят от притока нефтедолларов, то, может быть, даже спасать отдельные бизнесы не входит сильно в планы.
М.Максимова― Давайте поговорим про выборы. «Новая газета» сегодня опубликовала масштабное расследование по поводу прошедших президентских выборов в нашей стране. В некоторых регионах они проводили расследование, изучали записи с камер видеонаблюдения. И, как пишет издание, реальная явка в два-три, а иногда даже в пять раз ниже, чем в системе «ГАС-Выборы».
Говоря теперь о предстоящих выборах в Москве, которые в сентябре, и кампания по выдвижению кандидатов, собственно, началась, — вот такие нарушения, вообще, возможны?
К.Ремчуков― Мне кажется, что я уже говорил здесь, что в Москве это невозможно, потому что много наблюдателей, много камер. Представители всех политических сил сидят и считают всё, что происходит на избирательном участке. Камеры на территориальных участках. Это раньше была такая черная дыра: туда свели – потом оттуда выходит другой, немного посимпатичнее результат.
А сейчас камеры. Все что пришло, тут же – хоп! – сосканировалось… И, мне кажется — нет. Если кто-то сможет как-то… или знает как, рассказали бы, просто чтобы иметь представление. Про наш регион – я в высокой степени уверен, что манипуляций с подсчетом голосов, вбросом бюллетеней, практически нет.
М.Максимова― А учитывая вот это запланированное расширение участков и включение…
К.Ремчуков― Опять тут вопрос такой: Вы хотите, чтобы у людей было больше права голосовать? Если вы не хотите – нефиг им голосовать – то можно сказать, что не надо. Но я абсолютно убежден, что с этими электронными системами, с верифицированным участием все равно неизбежно мы придем очень скоро, как только у нас электронные подписи и идентификация появятся, так сразу мы будем голосовать, не выходя из этой студии. Потому что технологии современные и блокчейновый механизм достоверности позволяют тебе… Вот я же госуслуги все получаю. Вот мне нужно ружье зарегистрировать – я же не выхожу из дома. Я через портал госуслуг – бум-бум-бум! – набрал, послал заявку. Мне прислали, то-сё — получаю документ.
Социальные пособия все получают через портал госуслуг и почему-то доверяют полностью, что деньги, которые идут на ребенка, они приходят абсолютно точно. И я не слышал, чтобы были скандалы, что денежки не тому пошли, кому надо. То есть огромное количество финансовых услуг населению осуществляется через этот телефон.
Еще раз подчеркиваю, что федеральный закон регулирует дату единого дня голосования. Это не Москва, это федералы. Вот уже на этой неделе Кириенко говорит: «Надо внимательно рассмотреть предложение». Кириенко – человек в администрации президента, отвечающий за внутреннюю политику. Элла Панфилова, натерпевшись на предыдущих выборах, наслушавшись всяких обвинений, она говорит: «А давайте перенесем единый день голосования на более удобное время, когда люди не будут на дачах». Кириенко отреагировал, он сказал: «Давайте изучим этот вопрос». Начался какой-то диалог.
Но пока они будут там обсуждать, сегодня по факту это 9 сентября. Компания выпадает на август, спящий месяц. Когда это придумывалось? Ну, наверняка придумывалось со смыслом. Это не безумное решение и не бездумное решение. Видимо, в тот момент были заинтересованы в том, чтобы явка была невысокой. Люди в отпусках, люди на дачах и голосуют. Видимо, социология показывала, что чем ниже активность, тем больше шансов у действующего руководителя побеждать в субъектах федерации. Видимо, из этого исходили.
Поэтому попытка включить в выборы как можно больше людей, то есть работать на повышение явки, вроде противоречит этой концепции. Но если мы хотим, чтобы больше людей было, — и я говорил уже, что в значительной степени это люди, которые являются бенефициарами политики Собянина – и пенсионное, и социальное обслуживание и здравоохранение пенсионеров и так далее – если они будут на даче, им сложно выехать, — решили дать им возможность проголосовать в каких-то пунктах Подмосковья, — это хорошо? И если бы я вас спросил, если мы стопроцентно может гарантировать, что там не будет подтасовки, вы согласны, чтобы люди голосовали? Ну, какой аргумент против? Конечно, скажете, согласны. Опасения только одно: а вдруг там будет жульничество. Давайте сосредоточим все усилия на этой ключевой проблеме: люди имеют право голосовать, мы создаем им условия. Это демократично? Демократично. Вопрос в том, чтобы не дать обмануть, поэтому: видеокамеры, наблюдатели со всех сторон, предельная гласность, контроль за этими результатами. Я не вижу больших проблем.
М.Максимова― Кстати, вы упомянули, что обсуждать вопрос с переносом… Насколько вы считаете реально, что будет перенесен этот день голосования? Ну, не сейчас…
К.Ремчуков― Я думаю, что он будет перенесен. Когда вводили, тогда не было как бы общественного мнения, оно не было так явно. А сейчас совершенно очевидно если это так важно – выборы – потому, может быть, выборы не важны, тогда и не важна явка, но если выборы важны, то второе воскресенье сентября (по закону выборы должны проходить в единый день голосования) избирательная кампания не должна падать на самый отпускной месяц, на август – это очевидно. Вы же слышали тысячи всяких аргументов: А давайте на февраль, а февраль – там еще люди в январе гуляют Новый год; а давайте на март, а они еще отходят от того, как они бухали в январе, феврале… лечатся…
М.Максимова― Осень, например, поздняя – отлично.
К.Ремчуков― Я не против, потому что я все равно на выборы хожу всегда, и мне что в марте выборы или референдумы «да-нет-да», что в сентябре – не имеет значения.
М.Максимова― У вас дачного участка, видимо, нет, на котором вы огурцы, помидоры сажаете…
К.Ремчуков― Дачного участка нет.
М.Максимова― Это я поняла, поэтому вы пойдете на выборы.
Накануне, в эти выходные прошел конгресс независимых муниципальных депутатов, в том числе, говорили про введенный пять лет назад муниципальный фильтр. И, в том числе, говорят, что это заградительный барьер и предлагают его отменит. Например, Дмитрий Гудков говорит, что вообще нет шансов собрать нужное количество этих голосов.
К.Ремчуков― Согласен. Я тоже против муниципального фильтра. Это опять тоже федеральный закон. Я против категорически. Мы же помним риторику, которая использовалась при введении. Муниципальный фильтр как фильтр против экстремизма. И вообще, когда любые ограничения, в том числе, отсутствие прямых выборов в кавказских республиках Северокавказского региона, всегда говорили: Чтобы экстремист, который ведет линию на националистические идеи или на отделение этих республик из состава России, не прошли на выборы, чтобы не накалять ситуацию, давайте, будут какие-то механизмы отсечения.
Но вот когда на выборах в Санкт-Петербурге, на губернатора Санкт-Петербурга не пустили Оксану Дмитриеву, я помню, я просто… ну, нашли экстремиста – Оксану Дмитриеву, политика федерального уровня, многолетняя репутация… А она не прошла муниципальный фильтр. Вот это уже был, мне кажется, очень громкий сигнал, что эта система несправедлива.
С другой стороны, существующая система – как ее разруливать? Вот если ее не отменили, этот фильтр, кому из депутатов… вот, допустим, большинство «Единая Россия»… Вот каков механизм должен быть? Ты должен прийти, если у тебя есть влияние, сказать: «Ну-ка дайте этому 110 голосов, вот этому 110…». Демократия, она, конечно, предполагает участие в выборах и допуск до выборов, но она не предполагает, что один из конкурентов должен заботиться, чтобы собрать за кого-то голоса, подписи и так далее. Поэтому здесь тоже проблема.
В тот раз Собянин Навального…
М.Максимова― Навальный тогда прошел.
К.Ремчуков― Нет, просто Собянин дал указание – ему дали. Должен ли Собянин сейчас дать указание и сказать: «Ну-ка давайте каждого, кто меня критикует, допустим, к выборам»? Он теоретически может такое сказать. Но опять, кто из депутатов… на кого выпадет? Кто-то может не любить Гудкова, Яшина, ему сказать: «Нет, у тебя разнорядка» — ну, это тоже не совсем демократично.
Поэтому систему надо менять. Надо концентрироваться, мне кажется, на этом, потому что это тоже один из ключевых моментов, которые необходимо снять – барьер – для того, чтобы у граждан России было право голосовать за того, за кого они хотят, потому что качество демократии появляется, в том числе и оттого, насколько широко это право голосовать за того, за кого ты хочешь, допуск к выборам того, кто выражает какие-то нюансы интересов. Может быть, это даже не мейнстрим-интересы, а какие-то частные – ну и что? Демократия такой должна быть.
М.Максимова― Некоторые эксперты говорят, что, в принципе, это, может быть, требование и справедливо об отмене этого фильтра, но, в принципе, это ничего не меняет, потому что там есть и другие барьеры. И если кого-то хотят отсечь от участия в выборах, то там есть и следующий этап: сбор подписей, допустим.
К.Ремчуков― Слушайте, это раньше тоже: не пускать в Париж – не пускали никого в Советском Союзе… — Я хочу Эйфелеву башню посмотреть. – Да вы на нее не подниметесь: лифт не работает. Да вы выпустите меня. Может, поднимусь, может, до первой платформы дойду, до второй… Не в этом дело, дело в принципах.
Вот в моем понимании демократия – как воля большинства. Очень часто с ней носятся все пропагандисты, потому что любое решение – это воля большинства. Но если бы этого было достаточно – опять моя гипотеза, — то не нужна была бы конституция. Конституции были изобретены в мире, мне кажется, для того, чтобы защищать права меньшинств, потому что если бы демократии было достаточно, то не нужна была бы конституция. А конституция говорит: да, большинство выбирает, но меньшинство имеет право на то, на то…, меньшинство имеет право – и вообще любой человек – думать и говорить то, что он хочет, меньшинство имеет право собираться…
Я не знаю, у нас юристы руководят страной, а, мне кажется, этого соотношения между демократией как выявлением воли большинства и предназначением конституции как защиты прав меньшинства в современном обществе для того, чтобы жизнь была гармоничная и ощущение легитимности решений, которое принимает, в том числе, и большинство, оно недодумано нашими светлыми головами с юридическим образованием, а это ключевой вопрос конституции. Посмотрите на нашу Конституцию – вот она это всё и говорит. Поэтому тот, кто выходит и говорит: «Свобода – это право говорить то, что большинство людей не хочет слышать». Вот они не хотят слышать. Если была только демократия, они сказали: «Нет, голосуем». Подняли руку – запретить ему говорить! А мы говорим: А Конституция дает ему такое право. Вот это диалектика двух институтов взаимодействия.
М.Максимова― Конституция и свобода. Говорим об этом. Давайте перейдем к журналистской теме. Я ее объединила. Разные истории здесь. Давайте начнем с Романа Сущенко. Мосгорсуд сегодня приговорил к 12 годам строгого режима украинского журналиста информационного агентства «Укринформ», которого российские спецслужбы обвиняют в шпионаже. 12 лет – это как вообще?
К.Ремчуков― Много. Скорей всего, это всё сроки такие, чтобы готовить к обмену.
М.Максимова― Ага… Это вот как раз вопрос следующий, который обсуждают. Пока это же не на уровне каких то официальных лиц, хотя в Киеве сегодня сказали, что готовы 23 человека обменять. Это вице-спикер Верховной рады Ирина Геращенко сказала. У нас Песков сказал, что он не будет это комментировать. То есть это всё пока на уровне слухов, или действительно всё к этому идет?
К.Ремчуков― Механизм мы же видим, что, чтобы снять какую-то напряженность перед любым событием, либо надо просто, чтобы реанимировать «нормандский формат, либо придать импульс переговорам, либо «Северный поток-2» чтобы пошел… Мы же не знаем, чего там Меркель говорит Путину, до конца, какие требования, почему она может настаивать, чтобы транзит через Украину сохранялся, и Путин говорит: «Да, он сохранится». На следующей день украинцы объявляют, что они повысят плату за транзит заметно. Ну, значит, застопорилась вся эта система.
Поэтому тут одно из двух: либо это для того, чтобы урегулировать и были какие-то обменные карты, кто кого, на кого меняет и снятия напряжения; либо, наоборот, это делается для того, чтобы не было шансов ничего урегулировать, так глубоко всё закапывается в войну, что те силы, которые не хотят мира…
Мы же исходит все-таки реалистически, что наверняка очень много влиятельных сил в политике, бизнесе, в военных кругах, спецслужбах и в России и в Украине не хотят урегулирования этой проблемы, поскольку для них это очень выгодное состояние войны, это большие деньги, большие звания, большие награды. И вообще, от ухудшения отношений России с миром много выигрывает людей. Расширился доступ к государственным финансам. Если надо было раньше типа зарабатывать денежки, а сейчас говорят: «Мы тоже пострадавшие, значит, обрусевшие». И вот эти обрусевшие Ротенберги получают доступ к большим проектам. Там тоже даже прибыль есть. Даже если нормальные прибыли, то от 4 миллиардов долларов проект какой-то, то если даже 10% законные – 400 миллионов. Неслабо.
Поэтому я исхожу из того, что есть силы, которые хотят урегулировать отношения и вывести Россию из изоляции и конфликта с Западом, а есть силы, которые всячески этому препятствуют. Поэтому я не могу до конца понять, когда такие сроки дают. С одной стороны, Савченко тоже, по-моему, срок дали, а потом взяли и обменяли. Ей же дали, она не просто сидела, а ей дали срок, потом взяли и обменяли. Она стала там депутатом, героем. Сейчас, правда, тоже сидит, по-моему, да?
М.Максимова― То есть это в кавычках можно сказать, хороший сигнал?
К.Ремчуков― Я не знаю, это, может быть, и хороший. Может, я не понимаю до конца. Я знаю, что есть реальные силы, которые противостоят друг другу. Кто-то хочет разрядки, кто-то хочет углубления. Потому что если будет продолжаться конфликт с Западом, то сползание России в модель СССР по периметру начнет рано или поздно железный занавес более полно вырастать, еще меньше будет ответственность за свои поступки и за границей и внутри страны…
Меня, конечно, волнует, что ухудшение отношений к Западом ведет к тому, то резко ухудшается внутриполитическая демократия, потому что невозможно ни к чему апеллировать, потому что ты говоришь: «Вот тут беззаконие», а говорят: «А это что, законие?» — потому что мы видим, как много беззакония творится везде. Эта риторика пропагандистского обмена взаимными обвинениями, какая была в период «холодной войны», она сейчас тоже создает крайне неблагоприятную атмосферу, поскольку запрос на информацию существенно меньше, чем запрос на пропаганду. И в этих условиях, конечно, жизнь спрямляется, она становится более примитивной.
Ну, пропаганда, пропаганда… У меня на даче старые книги советские всё есть Я беру их – прямо один к одному все типы: что такое пропаганда, что такое информационная война, какие признаки, как ее вести. Все уже расписано, все уже написано на русском языке все есть. Кого надо приглашать, кому надо давать слово, какие должны быть контраргументы, как увязывать их с другими. Поэтому в этом смысле ничего нового не рождается. Но народ, судя по психологии, он внимательно следит за этой пропагандой, ему нравятся внешнеполитические темы, ему нравится война в Сирии, ему раньше нравилась война и несправедливость во Вьетнаме, Афганистане, в Эфиопии, на Кубе, Мозамбике и Анголе. Сейчас нравится то, что в Сирии происходит. Большие знатоки, где там юг Сирии, север Сирии, курды, кто где там стоит… Прямо как жизненно важное дело.
М.Максимова― У меня вопрос: а почему так активно взялись за журналистов? Они имеют такое большое влияние? Потому что, смотрите, Роман Сущенко. Одно и предложений: обменять его на Кирилла Вышинского, там сейчас решается вопрос с его гражданством.
К.Ремчуков― По-моему, не решается вопрос. Чего решаться-то?
М.Максимова― Он подал заявление…
К.Ремчуков― По закону Украины нельзя пересмотреть гражданство после начала какого-то уголовного преследования и разбирательства. Иначе все бы… Только тебя замели – а ты говоришь: «А я уже гражданин другой страны.
М.Максимова― В данном случае я имею в виду, почему так взялись за журналистов?
К.Ремчуков― Самая большая война была последнее время все-таки последние два года не на полях войны, а на идеологических полях. А поскольку люди несбалансированны, мне кажется, заниматься этим, то, конечно, они видят в этих журналистах главных своих врагов. Особенно если вдруг удачно кто-то говорит, иногда бывает умно, иногда бывает язвительно, иногда, бывает, в точку… Мне кажется, что просто фокус смотрящего на поле боя, он вот так сместился, и то реальное поле боя замутилось, а вперед вышли студии телевизионных каналов и радиостанций, где ведется эта пропагандистская война. И активные участники этой войны, естественно, становятся жертвами.
М.Максимова― Не могу не спросить про историю с Бабченко. И наши слушатели спрашивают. Тут и про журналистскую этику… Всё правильно сделал?
К.Ремчуков― Друзья, я не знаю. Я знаю только одно, что не только мне было многое непонятно, но послам стран ЕС. Поэтому в прошедшую субботу украинские руководители собрали послов ЕС и чего-то им там объяснили, что за этим было. Ну, если бы мне тоже объяснили то же самое, что они объяснили послам ЕС, может быть, я тоже бы больше понимал. Мне кажется, это не совсем удачная операция. Она не достигла тех целей, если приходится кого-то собирать и отдельно объяснят. Западная реакция СМИ не была такой благоприятной для украинцев. Значит, что-то не так.
В этих условиях всегда возникает страх: а с досады-то не возникнет у кого-нибудь желание убить каких-нибудь журналистов, чтобы доказать, что, действительно их жизнь под угрозой вот из того же списка, о котором говорили, что он якобы создан. Представляете, вот сейчас реальное фиаско, просто конфуз какого-то получился. Потом возьмут, кого-то убьют, скажут: «Вот видите, это, действительно, не конфуз. Мы же говорили». Меня здесь волнуют жизни этих людей, которые могут явиться разменной монетой в выяснении отношений.
М.Максимова― А вообще, что вы думаете про сотрудничество журналистов и служб безопасности?
К.Ремчуков― По факту же они и сотрудничают всегда и везде: и в Америке, и в Германии и здесь… Ну это вопиющие просто такие случаи – участвовать в такой комбинации с убийством, с разоблачением, с воскрешением. Но это по факту. Я не знаю, можно ли говорить нормативно, что журналисты не должны с ними сотрудничать, если повсеместно сотрудничают. Все эти утечки информации – это же только от сотрудничества. Когда ЦРУ или ФБР сливают в The New Times или CNN или IBC какую-то информацию – это же сотрудничество. Наверняка взамен что-то идет в этой борьбе. Поэтому это повсеместное явление и это реальность.
М.Максимова― Несколько вопросов про намеченную встречу Дональда Трампа и лидера КНДР Ким Чен Ына 12 июня. Что ждать от нее? И второй вопрос: о встрече, например, Владимира Путина именно до этого саммита — возможно?
К.Ремчуков― Нет. Путины с Ким Чен Ыном невозможно. У Ына самолета нет. Вы же видите, что у них там 4 тысячи только летит, он даже до Сингапура не может долететь. Поэтому пока Ын не может долететь. И дедушка его, он же в Россию ездил на поезде. Я помню, один раз в 84-м году попал под перекрытие в центре Москвы около Белорусского вокзала, поскольку приехал Ким Ир Сен. А мне нужно было куда-то попасть. И я помню, как не мог пересечь эту линию. Но поезда они любят, потому что нет самолета.
Поэтому нет, Путин позже встретиться. Плюс Трамп дал однозначно понять, что ему не понравилась встреча Лаврова. Он просто отчитал. Поэтому наши не будут злить. Хантсман, посол США упорно работает над организацией встречи Трампа с Путиным – он в Вашингтоне сейчас и со всеми встречается, вчера дал хорошее интервью Fox News и объясняет, что это важная встреча и, скорей всего, чтобы конкретный результат был – это был бы результат по Сирии и приступить к переговорам по ракетам средней и малой дальности, допустим, и по гиперзвуковому оружию.
Там есть какие-то в Сирии… Очень важно добиться… если бы удалось договориться, что иранские силы уйдут с той части Сирии, которая примыкает к Израилю. Тогда бы и у Трампа было ощущение успеха и так далее. Поэтому я думаю, вот это сейчас в повестке дня. А с Ким Чен Ыном можно в сентябре встретиться.
М.Максимова― Это было особое мнение Константина Ремчукова, главного редактора «Независимой газеты». В студии была Марина Максимова. До свидания!
Татьяна Астафьева 
комментарии(0)