Война пришла в российский Интернет

Фото Gettyimages

Международная правозащитная группа «Агора» зарегистрировала более 116 тыс. фактов нарушения свободы Интернета в России за 2016 год. Статистика взята с потолка, ответили власти. Правы оказались и те, и другие: в стране действительно осуществляется давление на пользователей электронной Сети, но назвать его полностью необоснованным нельзя.

«Россияне попали в тыл ведущего кибервойны государства», «многократный рост числа случаев ограничения свободы в Сети», «Интернет стал «театром военных действий» и т.п. – с такими определениями выступили авторы доклада «Агоры»  руководитель организации Павел Чиков и ее аналитик Дамир Гайнутдинов. Данные исследования быстро попали в СМИ, которые только сгустили краски.

50 фактов применения насилия (угрозы), 298 уголовных преследований, 32 реальных срока, 53 тыс. случаев административного давления, 35 тыс. ограничений доступа к интернет-страницам, 24 тыс. судебных запретов на информацию. Причем авторы делают сразу две оговорки. Во-первых, увеличение статистики связано с публикацией данных Роскомнадзором. Во-вторых, есть методологические нюансы: нет оценки правомерности фиксируемых ограничений, то есть в список попало все по принципу «один факт – один балл».

С этим связаны определенные сложности, на которые не могли не обратить внимания представители власти. «Если говорить по поводу того доклада, на который с утра ссылались, я считаю, что в значительной степени цифра в 100 тыс. взята с потолка, – сказал заместитель министра связи и массовых коммуникаций России Алексей Волин. И продолжил: – «Можно считать фактом ограничения Интернета любое недовольство или блокировку порнографического сайта».

И он прав. В сводную таблицу нарушений сотрудники «Агоры» записали вообще все, что хоть как-то напоминает давление властей. Есть и совершенно непонятные вещи, например, такие: «Боевики Донецкой народной республики освободили корреспондентов «Дождя» Сергея Ерженкова и Василия Полонского. Они были доставлены на территорию России и вышли на связь с редакцией телеканала». Учитывая то, что авторы доклада не признают Крым территорией России (пишут, что полуостров контролируется Москвой, и потому она несет ответственность за все, происходящее там), не вполне понятно, почему они «присоединили» к РФ Донбасс. Ведь преступление произошло на территории другой страны, и неясно, какое отношение к нему имеют российские власти.

Назначение Германа Клименко советником президента по Интернету и сделанные им заявления причисляются к такому виду ограничений, как «регулирование». Приводятся случаи избиения журналистов, задержания «акул пера» на митингах, недопуска их на какие-либо мероприятия, но какое отношение это имеет к электронной Сети? Или какое отношение к российской власти имеет Burger King, подавшая в суд на Сергея Шнурова из-за «опубликованного стихотворения с упоминанием компании»?

Прав Волин и в нюансах. Скажем, нарушение от 24 мая 2016-го: «Суд в Воронежской области запретил Pronhub и Youporn». Или зачем было включать в список задержание руководителя нижневартовского звена запрещенной в РФ террористической организации «Хизб ут-Тахрир аль Ислами»? Или дела по пропаганде запрещенной в РФ террористической организации «Исламское государство»?

Другими словами, понимали ли в «Агоре», что сами подставляются под удар? Притом что мало у кого возникают сомнения в том, что «белый» сегмент российского Интернета сужается и подвергается давлению. Или что растет число запретительных законов, что государство давно идет курсом электронного регулирования, что ведутся ожесточенные кибервойны, в которых есть противники, герои и предатели.

Здесь есть две проблемы: одна методологическая, или научная, другая стратегическая. Первая связана с тем, что любое подобное исследование должно базироваться не на количественных показателях, а на качественных. Если ты не можешь оценить вес материала, если для тебя первична идея, а не фактура, то лучше ничего не выпускать, иначе в дело вступит стратегия. Доклад «Агоры» рассчитан на определенный сегмент потребителей, которые не станут подвергать его сомнению или проверять. Но этот круг читателей очень узок, в то время как большинство граждан услышит ответ Волина о несущественности претензий. Когда в дальнейшем правозащитники откопают что-то реально важное, что даст им повод кричать «волки», ответом послужит «это те ребята, которые о порнографии пишут», «они «Исламское государство» оправдывали» и т.п.

Таким образом, правозащитники должны определиться с идеологическими или даже философскими вопросами. Сегодняшняя их позиция «Интернет должен быть территорией иррациональной свободы»  никогда не найдет поддержки не только у родителей, чьи дети рискуют попасть на порносайт или подпасть под влияние радикалов, но и просто у здравомыслящих граждан, которые ура-патриотические и антипатриотические настроения не разделяют.

Так что в борьбе общественников с властью за Интернет последняя пока выигрывает. Потому что понимает: ура-патриотическая идеология (прописанная в Доктрине информационной безопасности) вкупе с планомерным давлением, общественным безразличием и реверансами в сторону потребителей – это хоть как-то обоснованная стратегическая линия. В словах того же Волина содержится немало циничного прагматизма. Вчера он, например, сказал следующее: «Мы твердо исходим из того, что система тотальных запретов в Интернете не работает, здесь слишком креативные потребители и слишком быстро развивающийся сегмент».