Артур Мелконян
Фото Павла Сарычева\НГ-Online
О проблемах современной российской системы правосудия, кажется, не писал только ленивый. Правозащитники и бизнесмены, простые обыватели и профессиональные юристы, журналисты и депутаты и, наконец, сам президент Владимир Путин не раз высказывались о необходимости разрубить гордиев узел проблем отечественной юстиции, решить вопрос с волокитой и обвинительным уклоном, повысить качество правосудия, уйти от советской ментальности суда с его гипертрофированным представлением о «социалистической законности», не имеющим ничего общего с современным положением дел в российском обществе.
Сейчас уже нет сомнений в том, что наиболее остро проблемы российской судебной системы проявляются в сфере отправления правосудия по уголовным делам, где наблюдается катастрофический диссонанс между декларируемыми в законах правилами судопроизводства и реальностью, происходящей в кабинетах следователей и залах суда.
Парадокс проблем уголовной юстиции заключается в том, что любой человек – от лифтера и снегоуборщика до крупного чиновника или бизнесмена – может оказаться в орбите указанных проблем, где по одному движению шариковой ручки какого-нибудь современного Швондера подозреваемый может в один момент потерять статус полноценного члена общества и превратиться в злодея, преступника с навешиванием на него соответствующих ярлыков, от которых потом невозможно избавиться. При этом особую озабоченность вызывает тот факт, что представители правоохранительных органов позволяют себе задолго до суда называть подозреваемых «убийцами», «преступниками», «бандитами».
Специалисты, разбирающиеся в нюансах правоохранительной реальности современной России, прекрасно знают, что порой в наших судах происходят процессы, ничего общего не имеющие с правосудием. Стороны, участвующие в судебных процессах, вынуждены во многих случаях механически выполнять – каждый на своем месте – заранее расписанные роли в пьесе со всем уже известным концом: «лишение свободы».
Наиболее яркие доказательства дает судебная статистика. К примеру, по словам председателя Московского городского суда Ольги Егоровой, за девять месяцев 2015 года процент обвинительных приговоров по уголовным делам, рассмотренным районными судами Москвы, составил 99,95%. Удивительная цифра, не правда ли?
Считается, что сложившуюся ситуацию должна если уж не решить, то хотя бы сдвинуть с мертвой точки реформа института суда присяжных, объявленная не так давно президентом России на семинаре-совещании с представителями судебной системы. По замыслу авторов предстоящей реформы, необходимо расширить компетенцию судов присяжных, увеличив количество дел, подсудных им, и сократив при этом количество самих присяжных до шести или восьми человек.
Действительно, мировая практика функционирования судов присяжных однозначно свидетельствует о том, что это одна из наиболее совершенных форм отправления правосудия, позволяющая с большей долей вероятности установить истину по делу и добиться его справедливого исхода. Суды присяжных функционируют теперь и в России, рассматривая наиболее тяжкие преступления, за которые предусмотрено в том числе пожизненное лишение свободы. При этом нареканий к работе этих судов не то чтобы меньше, а наоборот – во многих случаях даже больше, чем к работе профессионального суда.
Казалось бы, 12 независимых людей, не связанных никак с правоохранительной системой и соответственно свободных от всех ее пороков, должны более качественно рассматривать дела, разрешая прежде всего проблемы «факта». По своему статусу суды присяжных должны оставаться безразличными к разного рода процессуальным ухищрениям и нарушениями как со стороны прокуроров, так и выступающих на другой стороне адвокатов. Но на практике это получается далеко не всегда.
Говоря об уголовной юстиции в современных российских судах, нужно всегда иметь в виду, что в действительности начиная от лейтенанта полиции или оперативника ФСБ, занятого тем или иным делом на начальной стадии расследования, до следователя и прокурора и, наконец, судьи, принявшего дело к рассмотрению, – все преследуют единую цель: получить обвинительный приговор. Только такое завершение уголовного дела рассматривается правоохранительной системой как единственно возможное и допустимое.
Но в таком случае возникает закономерный вопрос: а есть ли у нас в стране такая ветвь власти, как судебная? Или она стала считаться с некоторых пор всего лишь ответвлением от исполнительных органов власти?
Оправдание человека расценивается как событие чрезвычайного характера и всегда влечет крайне неблагоприятные последствия, чаще всего увольнение, для всех правоохранителей, принимавших участие в уголовном деле. Именно поэтому оперативник и следователь, прокурор и судья (а среди судей преобладают, к сожалению, бывшие силовики) кровно заинтересованы в обвинительном исходе дела, делают для этого все возможное – от давления на свидетелей до откровенных фальсификаций доказательств – ради принятия неправосудных решений.
В этой связи ключевое значение приобретает вопрос о том, кем будут эти 12 человек в коллегии присяжных заседателей, возможно ли на них оказывать давление со стороны прокуроров или работников полиции, сотрудников ФСБ или ангажированных судей. К сожалению, существующая практика работы судов присяжных у нас в России делает этот вопрос риторическим.
Как сообщала, например, «Новая газета» (24. 07. 13), на протяжении всего судебного процесса при рассмотрении дела бывшего мэра города Энгельса Саратовской области Михаила Лысенко коллегию присяжных постоянно сопровождали громкие скандалы – от выявления в составе присяжных лиц, имеющих прямое отношение к правоохранительным органам, до прямых указаний суду присяжных, как «правильно» голосовать.
Другой показательный пример – «дело Игоря Поддубного и Евгения Бабкова». Двух предпринимателей из Подмосковья обвинили в мошенничестве, контрабанде, легализации незаконных доходов и организации преступного сообщества. Первая коллегия была распущена перед самым вердиктом. Как рассказали впоследствии СМИ 10 присяжных первой коллегии, их сначала пытались убедить в виновности подсудимых, а затем и подкупить со стороны обвинения. Когда же это не удалось, коллегия была попросту распущена.
Вторая коллегия «народных судей» вновь вынесла оправдательный вердикт подмосковным предпринимателям, однако затем присяжные обеих коллегий сами оказались под колпаком прокуратуры, и, хотя дело с самого начала не имело перспективы, вердикт был отменен. Но справедливость в итоге восторжествовала – третья коллегия присяжных снова оправдала Игоря Поддубного и Евгения Бабкова. Главный фигурант дела – Игорь Поддубный – был освобожден в зале суда после пяти лет и двух месяцев предварительного (!) заключения в Бутырской тюрьме.
А вот еще пример, касающийся событий, происходящих сейчас в Северо-Кавказском окружном военном суде в Ростове, рассматривающем дело в отношении анапского предпринимателя Сергея Зиринова. Как сообщают местные новостные порталы, в ноябре 2015 года, когда рассмотрение дела находилось в самом разгаре, на имя председательствующего поступила докладная записка, из которой следовало, что один из присяжных заседателей, Ринат Нугаев, в беседе с двумя коллегами высказался в том духе, что позиция обвинения при ближайшем рассмотрении выглядит не такой уж безупречной, и даже слабоватой, по его словам. Как сообщал «Коммерсант» (18. 11. 15), на основании этой записки судья удалил присяжного из состава коллегии. Этот прецедент вызывает сразу ряд вопросов, затрагивающих напрямую статус института присяжных, и обнажает во всей остроте все изложенные выше проблемы российской системы правосудия.
Получается как в известном произведении Андерсена, когда и «судья, и прокурор, и адвокат – все одно и то же лицо, палач только отдельный, причем очень хороший». Разница лишь в том, что у Андерсена это была сказка, а в Северо-Кавказском военном суде в Ростове – реальность, от которой зависит судьба шестерых обвиняемых, проходящих по «делу Зиринова».
