Николай Миронов Избирательная кампания 2014 года была на редкость мало насыщена событиями. Из трех единых дней голосования (2012–2014) нынешний оказался самым спокойным – прежде всего из-за отсутствия сколько-нибудь интересной интриги.
Общей чертой кампании стал дефицит политического предложения: выборы оказались пестрыми, но не альтернативными. И почти везде их результаты были предсказуемыми.
Это дает основания для вывода, что властно-бюрократическая система в регионах адаптировалась к реформам и нововведениям последних лет и их переварила. Произошло возвращение к прежним практикам, хотя и в обновленных институциональных условиях.
Трудности в реформировании системы связаны не только с субъективными обстоятельствами. Они объясняются ее качествами, складывавшимися в последние два десятилетия.
Начиная с 90-х годов регулярное проведение выборов означало соблюдение Россией демократических стандартов, сформированных Западом, и демонстрировало разрыв с прежней – тоталитарной парадигмой.
Однако, несмотря на непрерывность избирательного процесса, выборы не приобрели главного качества – они не стали инструментом реализации народного суверенитета и площадкой для обсуждения политических альтернатив. Вместо этого они превратились, с одной стороны, в общественный ритуал, легитимирующий систему распределения власти и принятия решений; с другой стороны – в ритуальное действо по допуску кандидатов в элитарный политический клуб и подтверждению членства в нем.
Главную причину данной трансформации следует искать в сущностных чертах постсоветской цивилизации. Россия относится к обществам, в которых демократия формируется медленно и является от рождения слабой и хрупкой. Происходит это не из-за происков «авторитаристов» – они лишь пользуются этой слабостью, – а в силу неготовности основной массы «демоса» взять на себя политическую ответственность и ее склонности делегировать суверенитет тем, кто готов эту ответственность принять.
В результате лояльное и пассивное «большинство» постоянно опрокидывает и маргинализует активное гражданское «меньшинство» (средние прослойки), желающее оказывать влияние на политический курс. Разрыв между этими «большинством» и «меньшинством» носит культурный характер и, как показывает опыт посттрадиционных обществ, трудно преодолим без институциональной инженерии.
Безответственность и пассивность «большинства» делает возможным превращение его в «электорат» элитарных структур, использующих популистскую риторику, в обмен на соцпрограммы и «стабильность», то есть защищенность. Формируется своеобразный «популистский пакт» – консенсус привилегированной элиты и непривилегированных сословий. Средние прослойки оказываются, по сути, исключенными из игры.
Обсуждение ключевых решений происходит внутри структур исполнительной власти и близкого к ним экспертного сообщества. Парламентские структуры включены в эти процессы на вторых и третьих ролях; парламент лишь в ограниченной степени контролирует бюджетный процесс и осуществляет функции лоббизма. Это приводит к локализации центров влияния не в публичной политике, а в закрытой части системы, куда доступ предоставляется «по пропускам».
Результатом становится закрепление элитарного правления. Конформистски настроенная часть гражданского актива используется для создания общественных структур, призванных снимать напряжение и обеспечивать лояльность. Не согласная с такой ролью часть актива оказывается невостребованной и либо уходит из политики, либо переходит на положение оппозиции.
Именно это порождает весьма специфическую российскую антисистемную оппозиционность – оппозицию исключенных. Речь идет о явлении значительно более широком, чем феномен российских «несистемщиков»: они лишь попытались объединить ту часть гражданского общества, которая недовольна своим неучастием в политике и привилегиями элиты, но не смогли этого сделать.
Реальное число недовольных трудно поддается подсчету: эта социальная группа чаще всего игнорирует выборы, так как не находит для себя достойного политического предложения. Весьма различна ее общественная активность: лишь немногие ее представители участвуют в каких-либо организациях и движениях и даже ходят на митинги.
Сложившееся положение вещей на фоне общественного подъема из-за событий в Украине не кажется угрожающим стабильности. Однако стратегически оно создает целый ряд рисков. Ведь закрытая система принятия решений порождает коррупцию и снижает качество управления. Как показывает опыт, с этим практически невозможно бороться чисто административными мерами. Только полноценный парламентский, общественный, журналистский контроль способен изменить ситуацию.
В результате накопления издержек тормозится развитие страны и усиливаются внешние риски. Отсутствие публичных институтов, обеспечивающих открытое распределение и перераспределение власти, повышает угрозу внутриэлитных конфликтов и «переворотов». Вынужденная оппозиционность актива гражданского общества и латентное недовольство средних прослоек создают системные социальные риски. Эти настроения трудно поддаются выявлению, так как не проявляются в публичной политике, и это чревато неожиданными сценариями. Невостребованный гражданский актив – явление, характерное для обществ с закрытым элитарным правлением, – всегда был питательной средой для появления разного рода «делателей революций».
Минимизация количества структур, разделяющих политическую ответственность, ведет к ее концентрации. При возникновении серьезных сбоев в системе или внешних шоков это создает риск обвальной делегитимации лиц, персонифицирующих в глазах общества государство и его политический механизм. Чтобы преодолеть эти риски, нужен полноценный партийно-парламентский механизм, представляющий все сегменты общества и контролирующий исполнительную власть, а также публичный дискурс, влияющий на выработку решений.
Их появлению мешают доминирование исполнительной власти над законодательной и системная слабость партий, оказывающихся не способными формировать политические альтернативы, структурировать общество и модерировать дискуссию в нем. Это означает, что необходима политическая реформа, усиливающая роль и влияние парламентов и партий, прежде всего в формировании органов исполнительной власти и контроле за их деятельностью. Плюс внутренняя санация основных партий. Особенно это важно для правого фланга партийной системы, где сейчас нет достойных игроков.
