Михаил Ремизов Около года назад в Госдуме прошли поправки, либерализующие законодательство о политических партиях. Если судить по количественным показателям, в стране начался партийный бум. Более 200 оргкомитетов инициировали процесс создания партий, более 30 парторганизаций уже миновали инкубационный период и получили право участия в выборах. Конечно, процедура регистрации остается громоздкой. Но в целом правила игры достаточно благоприятны для новичков. Сегодня Государственная дума приняла в первом чтении законопроект о выборах депутатов Государственной Думы, в соответствии с которым новообразованные партии в избирательном процессе располагают тем же объемом прав, что и партии с давней электоральной историей (в том числе – имеют возможность упрощенного выдвижения кандидатов).
К сожалению, количество новых игроков пока не переходит в качество. Ни одного не то чтобы успешного, но хотя бы обнадеживающего политического дебюта пока не случилось. Даже «Гражданская платформа», хотя и выделяется на общем фоне за счет более благоприятных стартовых условий, не демонстрирует политического прироста (если считать президентскую кампанию 2012 года своего рода IPO Прохорова как политического проекта, то впоследствии котировки явно шли вниз).
Год назад существовала иллюзия, что появлению в партийном пространстве новых идей и людей мешают только искусственные административные барьеры. Эта иллюзия была фактором повышенных ожиданий и, соответственно, повышенного интереса к партийной политике. По состоянию на весну 2012 года многие представители элит и субэлит были на «низком старте» в смысле инициирования политических стартапов. Однако вскоре большая часть из них пришла к выводу, что существует много других способов потратить ресурсы – организационные, финансовые, личностные. Т.е. инвестиционного бума в партийной политике не случилось.
При этом «старые» партии – включая и «партию власти», и парламентскую оппозицию – тоже, мягко говоря, не усилились.
В итоге, в партийной системе сегодня практически нет точек роста. Как следствие, те функции, которые приоритетны для партий – интеграции политического класса, обеспечения кадровых лифтов, постановки политических задач и поиска альтернативных решений, представительства ценностных платформ и т.д. – либо не выполняются системой, либо выполняются с помощью каких-то иных инструментов.
Вполне возможно, одним из таких инструментов станет возвращение к смешанной системе парламентских выборов. На выборах по округам, в «индивидуальном зачете» на первый план будут выдвигаться более яркие и независимые политики. А если в стране будут появляться политики, то можно надеяться, что вместе с ними возникнут шансы на развитие новых партий или реанимацию старых.
Другая возможность перезапуска партийно-политической системы снизу связана с усилением муниципального уровня власти и представительства. «Муниципальный фильтр», безусловно, повышает интерес крупных политически игроков к муниципальным выборам. Но без изменения межбюджетных пропорций в пользу муниципалитетов – а заявленная реформа в этой сфере явно буксует – рассчитывать на укоренение политических институтов в практиках местного самоуправления не приходится.
Своего рода «допингом» для новых партийных команд могла бы стать возможность блоковых коалиций на выборах. Ближе к выборному сезону процессы ускоряются, и те смежные политические структуры, которые не смогли договориться «на берегу» и упустили время для консолидации, получают шанс его наверстать. Плохо это или хорошо, но такой возможности не будет – участия избирательных блоков в парламентских выборах обсуждаемый сегодня законопроект не предусматривает. Поэтому, если мы хотим подойти к следующему федеральному избирательному циклу с более жизнеспособной партийной системой, определяться с ее конфигурацией нужно уже сейчас.
Чего общество вправе ждать от новых игроков? Прежде всего – расширения спектра политического представительства. Лозунг «вы нас даже не представляете» нынешнему думскому квартету могут адресовать слишком многие. И это одна из причин ощутимого разрыва между «официальной» политикой и политикой как таковой.
Наиболее заметным является отсутствие в парламенте «либералов» и «националистов». При том, что либеральной субкультурой охвачен влиятельный сегмент медиа-элиты, отчасти, бюрократии и деловых кругов. А национализм – даже не как идеология или букет эмоций, а как неизбежная повестка дня – крайне актуален для массовых слоев населения. Так, по данным февральского опроса ВЦИОМ, москвичи ставят миграционную проблему на первое место, считая ее важнее транспортной. Идею ужесточения миграционной политики поддерживают 77% горожан. Думаю, опрос среди жителей Ставрополья на тему экспансии «клановой экономики» из соседних республик дал бы не менее впечатляющие результаты. Сегодня в российской партийной политике просто отсутствуют цивилизованные инструменты постановки и обсуждения подобных проблем. Нелепо отказываться от их создания под предлогом «конфликтности» темы. Ведь демократия и является методом работы с конфликтами, в том числе, крайне острыми. Вспомним накал «социального вопроса» в начале XX века – демократические механизмы сыграли решающую роль в его решении.
Т.е. расширение спектра представительства означает расширение круга проблем, которые могут быть решены политическими средствами. Наш политический инструментарий, безусловно, расширился бы в случае выхода на политическую сцену двух-трех жизнеспособных «нишевых» партий. Будем считать это программой-минимум для партийной реформы. Что-то большее – например, сменяемость власти на основе партийных механизмов – на фоне нынешнего кризиса партийной системы выглядит иллюзорно и явно выходит за рамки текущих сценариев. Впрочем, иногда живая история оказывается изобретательнее сценаристов.
