Илья Шаблинский На днях Институт права и публичной политики опубликовал аналитический доклад об итогах и перспективах конституционных изменений в России. К его подготовке были подключены многие ведущие правоведы из различных университетов. В докладе признается, что ряд предусмотренных Конституцией базовых принципов – разделения властей, равенства всех перед законом, светскости, политического плюрализма – фактически не соблюдается.
Российские конституционалисты реально находятся в трудном и щекотливом положении. Ведь главное в конституционном праве – это ограничение власти. Но что можно сегодня говорить о российском конституционализме, если власть – то есть узкая правящая группа во главе с бессменным лидером – фактически ничем не ограничена? При этом аналогии с советским режимом действительно не правомерны. В Российской Федерации в ХХI веке все же существует определенная свобода печати, граждане могут заниматься предпринимательством и обзаводиться собственностью, могут образовывать (с недавних пор) новые политические партии, в избирательных бюллетенях мы находим несколько партийных брендов. Ну, да, все это имеет место.
Однако в условиях монополии на власть одной группы (персоны) ни одно из этих прав не может быть полноценным или вполне гарантированным. Все весьма зыбко и произвольно. Любой собственник легко может быть лишен объектов собственности (и крупных, и не очень). Суд выполняет волю административной власти, а точнее стоящей за ней влиятельной группировки, имеющей тот или иной корыстный интерес. Выборы на всех уровнях в подавляющем большинстве случаев дают предсказуемый результат в пользу одной партии. Вне зависимости от того, как вы там голосовали. Процесс создания законов оказался схож с фабрикацией административных протоколов в полиции – вам предложат ознакомиться, и вы даже можете не подписывать, это ничего не изменит. Конституционный процесс, то есть реальное согласование позиций и соревнование программ, оказался подменен имитацией. Конституционный суд, если дело все же дойдет до него, всегда примет сторону главы государства и его группы. А как может быть иначе, если его председатель одобрительно отзывается об авторитарном правлении?
Нет, мы вернулись не в советское время, но скорее в ту исходную точку, где естественное развитие российского общества было прервано большевистским переворотом. И, таким образом, снова находимся в ситуации выбора – на развилке. И теперь очевидно, что конституционный путь, то есть путь, связанный с ограничением власти правом, кажется привлекательным лишь части общества и части интеллигенции. Другая часть в принципе не имела и не имеет ничего против дальнейшего наращения прав «самого популярного российского политика», то есть против его неограниченной власти. И такая власть рассматривается как главное условие развития. Очень знакомо. И это, увы, вероятно, тоже одна из сторон естественного состояния российского общества.
В главном политическом конфликте современной России стали все явственней проступать сходства с основным политическим конфликтом эпохи первых Государственных Дум. Знакомые контуры проступают, словно узоры старых обоев на подвергаемой ремонту стене. С одной стороны – власть, вполне персонифицированная, фактически наделившая себя самодержавными полномочиями и стремящаяся обеспечить себе поддержку Церкви и консервативной части общества. (Говоря о последней, нередко используют термин «консервативное большинство»; однако в условиях активного применения фальсификаций в ходе выборов вопрос о «большинстве» и «меньшинстве», увы, должен быть оставлен за рамками научной дискуссии.) С другой стороны – разнородное протестное движение, в котором до поры до времени уживаются и либеральные сторонники европейского пути, и приверженцы различных социалистических доктрин. Пережив первый натиск протестного движения, власть встает на путь реакции, или, точнее, активной консервации сложившегося status quo. Одна из целей законодательства периода реакции – ослабление протестного движения. Но фактически ослабляются институты гражданского общества – для многих из них создаются невыносимые условия. Власть также стремится удержать контроль над крупнейшими СМИ. Но небольшая часть изданий сохраняет независимость и готова ее отстаивать.
Ряд характеристик конфликта столетней давности был связан с особенностями политического режима (то есть фактически с особенностями российской монархической власти в начале ХХ века). Среди них русскими юристами специально выделялись, во-первых, слабость и зависимость судебной системы, во-вторых, постоянное бюрократическое давление на бизнес, делающее его совершенно уязвимым, и в-третьих, общая бюрократизация управления, легализующая, в сущности, полный произвол лиц, обладающих малейшей административной властью. Почитайте Б.Чичерина или Б.Кистяковского. Знакомая картина.
Разумеется, эта аналогия, как и все прочие, условна: российское общество за минувшее столетие радикально изменило структуру и вообще изменилось. И все же в данном случае нам хотелось бы подчеркнуть именно преемственность и политических проблем, и политических ролей в процессе создания конституционного государства. Его не удалось выстроить 100 лет назад – процесс был насильственно прерван. Но задача, поставленная и не решенная одной эпохой, переходит по наследству к другой, пусть и через три поколения. Для ее решения русское образованное общество созрело уже столетие назад. Неужели оно не созрело сегодня? Политическая демократия не является, разумеется, чудодейственным средством, излечивающим от всех перечисленных болезней. Но она постепенно создает условия для их искоренения – прежде всего уменьшая пространство для произвола.
