Владимир Казимиров
Фото Reuters
24 марта 1992 года министры государств – участников Совещания по сотрудничеству и безопасности в Европе (ныне – ОБСЕ) приняли решение созвать под его эгидой в Минске конференцию с участием 11 государств для мирного урегулирования нагорнокарабахского вооруженного конфликта. Так 20 лет назад было положено начало «минскому процессу». Из-за военных действий конференцию созвать так и не удалось. С июня 1992 года ее задачи взял было на себя более скромный механизм – Минская группа из послов тех же 11 государств. Будапештский саммит ОБСЕ (декабрь 1994 года) сузил круг посредников и возложил проведение переговоров на сопредседателей Минской группы (с 1997 года это Россия, CША и Франция).
В последние годы карабахское урегулирование все чаще выходит на уровень глав государств, особенно России, Азербайджана и Армении.
Важнейшая подвижка – бессрочное перемирие, достигнутое в 1994 году при посредничестве России, не раз подвергалось угрозе возобновления военных действий из-за инцидентов, гонки вооружений и воинственных кампаний Баку (Азербайджан озабочен оккупацией своих земель армянами и намерен не давать им спокойно удерживать нынешний статус-кво).
За 20 лет не раз менялись формы и методы работы в минском процессе, но конечная цель разрешения судьбы Нагорного Карабаха (НК) и примирения между Азербайджаном и Арменией все еще остается недостижимой из-за полярных позиций и несговорчивости сторон. Баку добивается прежде всего ухода армян из оккупированных районов, всячески уклоняясь от обязательств решить судьбу НК волеизъявлением его населения, а Ереван и Степанакерт ставят свой уход в зависимость от порядка определения статуса НК. Тем не менее усилия государств – сопредседателей МГ ОБСЕ при особой активности России на высшем уровне несомненно содействовали сохранению перемирия и удержанию горячих голов от неразумных действий в столь чувствительном регионе.
Относительное затишье на линии соприкосновения вызвано серией встреч президентов России, Азербайджана и Армении, а также избранием АР непостоянным членом СБ ООН на 2012–2013 годы. Среди армян этот успех бакинской дипломатии был воспринят ревниво и даже негативно, без должной оценки возникшего полезного эффекта сдерживания.
Минский процесс оценивается армянами в целом положительно, а в Баку весьма противоречиво, с распределением ролей: власть осторожничает, а СМИ подвергают его резкой критике за бесплодность. В последние годы там все чаще призывают посредников, другие столицы и международные организации оказывать на армян давление, чтобы освободить захваченные ими земли. При этом в Баку исходят из всеобщей заведомо негативной оценки оккупации как таковой, но упорно скрывают конкретику: как возникла эта оккупация, как вопреки четырем резолюциям СБ ООН и многим предложениям посредников Баку растянул войну на два с половиной года, чтобы одолеть армян силой, а в итоге сам поплатился потерей семи районов АР. Там забывают, что истина конкретна.
Призывы Азербайджана к давлению на армян мало срабатывают. Мандат сопредседателей даже не дает им права оказывать давление на стороны по сути переговоров. Давление в дискуссионных вопросах вряд ли мыслимо, но оно вполне обосновано в делах бесспорных. Например, 1) против силового решения споров или 2) против невыполнения официально взятых на себя обязательств. Позиции азербайджанской стороны тут весьма уязвимы: она то и дело допускает силовые решения и даже ратует за них; давно не выполняет соглашение об укреплении режима прекращения огня от 4 февраля 1995 года и таит, что оно было подписано по прямому указанию «общенационального лидера» Гейдара Алиева (есть и иные примеры отхода от его дел и наказов).
Установка не давать покоя армянским оккупантам стала помехой конструктивности. Она обрекает официальный Баку на негативизм, на отказы от полезных предложений, что не дает ему плюсов в глазах посредников, других государств, общественного мнения. Да и как иначе оценивать всяческое принижение прекращения огня, зароки вроде «война не окончена», саботаж соглашения от 4 февраля 1995 года, нежелание отводить снайперов с передовых позиций, уклонение от мер доверия, особенно в военной сфере, затягивание создания механизма расследования инцидентов и т.п.?!
Многие задаются вопросом: сколько лет потребуется еще для урегулирования карабахского конфликта? Время – очень важный фактор в таких делах, и 20 лет – не срок. Но тут дело не столько во времени, сколько в подходе сторон к главному вопросу: как достичь мира – в переговорах или войной? Мировое сообщество уже отвергло новую войну, подтвердило, что военного решения этого конфликта нет. Президент АР Ильхам Алиев не раз подчеркивал предпочтительность мирного пути, но не исключил и военного, напрягая ситуацию в регионе. Что это – вполне серьезная установка, нажим на противостоящую сторону или шантаж международного сообщества? В любом случае – куда хуже, чем ошибка. Из наших личных контактов хорошо помню, что его отец настраивался исключительно на мирный путь.
Прорыв в переговорах возможен лишь после преодоления нынешнего порочного круга, когда одна сторона готовится к удару, чтобы отобрать свои или считаемые своими территории, а другая удерживает их как еще один и прочный рубеж своей обороны. Наивно рассчитывать, будто военные угрозы заставят противника отойти с укрепленных позиций, чтобы занять уязвимые.
Необходимо круто и безвозвратно перевести дела из плоскости военной в политическую, отказаться от иллюзий военного разгрома недруга. За считанные дни или часы не решить этот конфликт, неразрешимый столько лет под аккомпанемент нынешних угроз. Не даст времени и мировое сообщество – оно сразу потребует прекратить военные действия.
Только отказ от применения силы обеспечит успех переговоров. Проще всего – заключением такого соглашения под международными гарантиями. Полагаю, что оно никогда не должно выпадать из предложений посредников.
