Третья демократическая

То, что это революция, то есть «качественное изменение в развитии общества», сомнений нет. Она началась некоторое время назад, и вопрос лишь в том, как произойдет скачок от накапливаемых изменений. Хотелось бы мирно. Революция началась не 24 сентября и не на Болотной – это ее внешние проявления (чрезвычайно важные и в смысле хода, и в смысле исхода). Она началась тогда, когда уровень развития производительных сил вошел в противоречие с политико-производственными отношениями – это по Марксу. А по жизни – люди постиндустриального технологического уклада, люди Интернета не могут более мириться с неофеодальными методами управления ими со стороны хозяев жизни и эфира, хозяев всех, беспрестанно врущих на стороне власть имущих.

Борьба русского просвещенного общества за свои свободы и права поразительно воспроизводит одни и те же основные положения и, в сущности, терпит одинаковые поражения на протяжении веков.

Молодая немецкая принцесса, готовясь к переходу в православие, чтобы впоследствии стать Екатериной Великой, писала про русскую политическую жизнь в своих дневниках: «власть без народного доверия ничего не значит для того, кто хочет быть любимым и славным»; «свобода, душа всех вещей, без тебя все мертво». Похоже ведь на взбодрившее нас «Свобода лучше несвободы»? Произнесено на аналогичном уровне власти 250 лет назад. Кстати, преобразования, начатые императрицей в области местного самоуправления, судов и реформы губернаторской власти тоже очень похожи, с поправкой на время. Закончилось все «золотым веком» крепостничества и делом Радищева.

В царствование Александра I, воспитанного Екатериной на началах Просвещения, борьба либералов за институциональные реформы продолжилась. Статс-секретарь Сперанский, 1809 год, «Введение к уложению государственных законов»: «Настоящая система правления не свойственна уже более состоянию общественного духа┘ настало время переменить ее и основать новый вещей порядок». А значит, верховенство закона, построение правового государства, разделение властей, ограничение бюрократии и т.д.

Ответ Сперанскому не замедлил последовать от официального историка Российской империи Карамзина: «В самом деле, можно ли и какими способами ограничить самовластие в России?.. Умы легкие не затрудняются ответом и говорят: «Можно, надобно только поставить закон еще выше Государя». ┘Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою государственного устава ее она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы».

Александр I, несмотря на Французскую революцию и войну с Наполеоном, долго экспериментировал с идеей конституционной монархии, но – проклятые производительные силы – дело кончилось военными поселениями и заговором декабристов.

Читатель сам может продолжить этот исторический экскурс вплоть до эпохи Ленина–Сталина.

В чем исторический урок? Народ, его передовая часть, если он всерьез встает на путь конституционных преобразований (а без этого говорить о свободе и достоинстве «в долгую» не приходится), должен настраиваться на изнурительную работу, а не уповать на ветры перемен и свободы. К тому же мы на собственном опыте знаем, что свобода может преподнести очень неприятные сюрпризы, если ее не защищать каждый день.

Нам свойственны крайности, мы настроены на аврал, а достигнув успеха, склонны к сибаритизму. И сейчас в блогосфере и в рядах демонстрантов и устроителей чувствуются понятная эйфория и переоценка силы социальных сетей, возможностей самоорганизации с помощью инструментов информационного общества. Но на чем споткнулась нынешняя арабская революция? Да нет там партий, готовых бороться, и лидеров, способных противостоять военным!

За протестной фазой должна последовать долгая и нудная работа нового партийного строительства. Наши достижения здесь не блестящи. При всей справедливости критики в адрес власти за неуемное «выравнивание шансов правительства и олигархов», зажим СМИ и зубатовские политтехнологии, на нас есть грехи и гордыни, и уныния, вполне раскрывающиеся в деле поддержания должного единства демократических сил. Свободные и состоявшиеся не могут пока подчиняться общим целям и общей дисциплине.

За прошедший век мы худо-бедно создали почву для левых. Вообще говоря, мантра «Россия – левая страна» всегда звучит по-иезуитски лицемерно. Миллионы правых и либералов были отправлены в лучшем случае в эмиграцию, а то и в мир иной. Однако укоренившиеся в общественном сознании нелюбовь к богатым и успешным, восприятие внешнего мира как источника угрозы действительно играют на левой стороне.

Тем больше ответственность за происходящее на лидерах новой волны. Они обязаны воспользоваться тем редким моментом интеллектуального подъема, который создают Быков и Акунин, легко переигрывая казенный язык власти и открывая возможность для обновления.

Надо отдать должное политикам. Пока их участие в протестных действиях создает впечатление адекватности самооценки и готовности пожертвовать частью лучей славы для общего дела. Эгоцентризм и самолюбование до времени укрощены, но такой риск всегда будет присутствовать, когда дело касается людей ярких, харизматичных, свободолюбивых.

Исторической проверкой для них – и для всех нас – станет систематическая деятельность по созданию объединенной демократической партии.

Почему мы можем быть более успешными, чем все вышеупомянутые блестящие предшественники? Почему правильные лозунги не поглотит вновь бездна старых стереотипов мировосприятия?

Все предшествовавшие попытки осуществлялись в стране аграрного менталитета со всеми вытекающими для политического процесса последствиями. Свойственные этому типу мышления высокий уровень недоверия к окружающим за пределами семьи и клана, покорность начальству и патриархальность, восприятие труда как тяжкой повинности генетически передавались из поколения в поколение, имели под собой соответствующую материальную базу. На излете советской истории, после всех усилий, направленных на ускоренную урбанизацию, на селе по-прежнему проживало и с приусадебных участков полностью или частично кормилось 40% населения.

Сейчас этот показатель составляет около 25% и имеет тенденцию к сокращению. В целом промышленное и сельскохозяйственное производство в структуре ВВП Российской Федерации сегодня занимает менее четверти, остальное – сектора нового технологического уклада, торговля и услуги. Это означает другой социальный и профессиональный состав населения, другой социальный и политический запрос и, неизбежно, новый социальный контракт между властью и народом.

Немаловажную роль играет и геополитическое положение России. Ничего не осталось от панславизма, от миссии лидера и защитника славянских народов. Напротив, пример Польши, Чехии, Словакии, Словении и других показывает, что при игре по демократическим правилам исторически близкие нам народы живут устойчиво лучше.

Итак, подводя итог сказанному – впереди трудная и кропотливая политическая работа.

Она потребует от демократического движения серьезных самоограничений, взаимных уступок и тактических жертв во имя стратегической победы.