Бахтияр Тузмухамедов На днях Турция признала Национальный переходный совет (НПС) в качестве законного представителя ливийского народа. Она последовала за Францией, Италией, несколькими другими государствами. Означает ли это, что вот-вот произойдет обмен полномочными представителями и в Бенгази обоснуются иностранные дипломаты и офисы международных организаций? Едва ли.
Однако подобные дипломатические акции не только окружают НПС ореолом легитимности, но и при желании могут быть истолкованы как, например, разрешающие передачу повстанцам замороженных СБ ООН активов Муаммара Каддафи и членов его семьи. В резолюции СБ № 1970 от 26 февраля текущего года сказано, что эти активы должны быть «предоставлены в распоряжение народа Ливийской Арабской Джамахирии и для использования на его благо». Что есть благо для народа Ливии в понимании поддерживающей повстанцев коалиции? Понятное дело – избавление Ливии от существующего режима. Резолюция СБ не есть международный договор, но, если она принята во исполнение Главы VII Устава ООН, влечет юридическое обязательство по ее исполнению.
Толкуем дальше: если можно разморозить средства и передать их на благо народа Ливии, то почему бы не приблизить час его освобождения и либо за счет активов, либо на безвозмездной основе не передать признанным представителям народа некоторое количество оружия, боеприпасов и прочего военного снаряжения? Но тут возникает сложность: той же резолюцией СБ запретил прямую или косвенную поставку, продажу или передачу Ливийской Арабской Джамахирии – именно так, стране вообще, а не народу или правительству – всех военно-технических средств и услуг, включая инструкторов и советников, за исключением нелетальных и защитных средств. Иное возможно лишь с разрешения Комитета по санкциям против Ливии. Мне лично не известно, запрашивала и получила ли такое разрешение Франция. Если нет – значит, случилось прямое нарушение обязательной резолюции постоянным членом СБ, за нее проголосовавшим. Или же Франция и другие государства коалиции полагают, что резолюция СБ № 1973 от 17 марта, которую они рассматривают как разрешение на применение силы, заодно отменила и оружейное эмбарго? В этой резолюции есть весьма двусмысленная оговорка, разрешающая «принимать все необходимые меры» для защиты гражданского населения, «несмотря на положения п. 9 резолюции 1970», а именно этим пунктом эмбарго и установлено. Что же получается: ради защиты гражданского населения можно вооружать его без всяких ограничений, тем самым усугубляя конфликт?
Насилие, примененное правящим режимом против восставшей части населения, было бесспорно чрезмерным. Повстанцы, добывшие оружие, сформировавшие относительно организованные и пытающиеся действовать согласованно военизированные группы, установившие контроль над значительной частью территории страны, вывели разрозненные стычки на уровень вооруженного конфликта немеждународного характера. В соответствии с действующим международным правом, а именно Вторым дополнительным протоколом к Женевским конвенциям о защите жертв войны, в такой ситуации правительство вправе применить против инсургентов все законные средства защиты безопасности и территориальной целостности. Получается, ни одна из сторон не безвинна, черно-белые оценки происходящего не годятся. А как иначе в гражданской войне?
Скорое вмешательство внешних сил на стороне антиправительственных групп привело к эскалации вооруженного насилия. С точки зрения Женевских конвенций вооруженный конфликт вокруг Ливии стал развиваться одновременно как внутренний и как международный. Однако то, что международное право способно дать такую квалификацию военному противостоянию, далеко не означает, что действия сил, превративших его в международный вооруженный конфликт, были законными.
Источник провозглашаемой законности военных операций – в той самой оговорке о «применении всех необходимых мер», впервые проникшей в лексикон ООН в 1990 году, когда СБ принял резолюцию № 678, давшую санкцию на силовой отпор иракскому вторжению в Кувейт. Устав ООН разрешает применение вооруженной силы либо в случае самообороны, либо по уполномочению и под руководством СБ. Одни считают, что с помощью оговорки удалось прикрыть брешь, образовавшуюся при применении Устава, а другие – что она привела к эрозии его важнейших положений, поскольку ослабила контроль СБ над действиями коалиции. Пожалуй, толкование коалицией резолюции № 1973 как позволяющей, по выражению Сергея Лаврова, «кому угодно делать что угодно», добавляет аргументов сторонникам второго подхода.
Ну и, наконец, не поддается однозначной оценке и факт выдачи Международным уголовным судом ордера на арест Каддафи. Обострит ли ордер желание Каддафи стремиться к урегулированию конфликта? Вспомним историю со Слободаном Милошевичем: пока он считался ключевой фигурой в дипломатических усилиях по прекращению войны в бывшей Югославии, с ним не считали зазорным иметь дело лидеры крупнейших мировых держав. Как только цели переговоров были достигнуты, а Милошевич сошел с политической арены, необходимость в нем отпала.
Ситуация вокруг Ливии выросла из попрания права. Для ее разрешения внешние силы избрали путь, юридически далеко не безупречный. Она также обнажила риски концепции «обязанности защищать», подразумевающей допустимость применения не только политических, экономических, но и военных средств для защиты извне прав населения страны, подвергающегося насилию со стороны собственного правительства.
