Вчера в Брюсселе начался очередной раунд консультаций рабочей группы Россия–НАТО по созданию совместной противоракетной обороны театра военных действий – ПРО ТВД, или, как его еще называют, ЕвроПРО. Нашу военную делегацию на нем возглавляет заместитель начальника Генерального штаба ВС РФ генерал-полковник Валерий Герасимов. А фраза о театре военных действий в названии ПРО только формула, принятая в военной среде, но в реальности под ней подразумевается территория, на которой в принципе могут развернуться какие-то боевые действия и которую необходимо защищать. Как защищать? Этот вопрос с недавнего времени после договоренностей, достигнутых руководством нашей страны и Североатлантического альянса на последнем саммите Совета Россия–НАТО в Лиссабоне, стал очень острой темой в переговорах двух сторон.
Нынешние консультации – третьи после Лиссабона. Принесут ли они какие-то конкретные результаты, неизвестно. Скорее всего нет. Но тем не менее надежда есть, разговаривать надо, нужно искать взаимоустраивающие позиции. Иначе, как сказал президент Дмитрий Медведев: «ЕвроПРО может быть только с Россией или против нее». А генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен на недавней встрече с российскими журналистами в Брюсселе, на которой присутствовал и автор этих строк, заявил: «Североатлантический альянс отвечает за безопасность территории стран – членов НАТО и безопасность их населения. Мы не намерены перекладывать ответственность за это на кого-то еще. Мы должны сделать так, чтобы Россия поняла – эта система не направлена против нее. Именно поэтому мы приглашаем ее к сотрудничеству».
Условия этого сотрудничества, принципы, на которые оно будет опираться, технологии, которые там станут применять, информационно-пропагандистский фон вокруг темы ЕвроПРО – все это может стать камнем преткновения перед искренним, надо думать, желанием каждой из сторон все-таки о чем-то договориться и делать что-то общее. Вот и постоянный представитель России при НАТО Дмитрий Рогозин говорит о том, что «от решения проблемы, можно ли создать такую ПРО совместно или же в итоге мы столкнемся с новыми угрозами и вызовами внутри Евро-Атлантического региона, будет зависеть вообще, установится ли вечный мир в Европе или же, наоборот, она будет по-прежнему жить на вулкане политических и военно-технических страстей». И еще, как утверждает постпред: «Мы к июню (срок, поставленный в Лиссабоне. – В.Л.) поймем, есть ли добрая воля у наших партнеров создавать умную противоракетную оборону. А умная противоракетная оборона – это та, которая не порождает новых угроз и локализует имеющиеся. Мы надеемся, что такая воля будет проявлена. К июню мы поймем рамки возможных договоренностей».
И договориться, и сделать общую ЕвроПРО, конечно же, возможно, хотя препятствия перед ней стоят очень трудные. Одно из них – американский фактор. США устами своих сенаторов-неоконсерваторов утверждают, что никогда не согласятся на совместную ПРО с Россией, что будут создавать свою собственную систему, направленную на обеспечение, как сказано в их новой Национальной военной стратегии, «безопасности американского народа, нашей территории, нашего образа жизни». Влияние Вашингтона на политику Североатлантического альянса (известно каждому) трудно переоценить, и потому договариваться Москве придется не только с Брюсселем, но и со столицей США. А это, как показывает опыт Пражского соглашения по СНВ-3, очень не просто.
Другая сложность – разночтение в принципах создания ЕвроПРО. Партнеры по НАТО настаивают на глубоко эшелонированной системе, опять же опирающейся на американские четыре этапа ее развития, утвержденные Пентагоном. Мы подозреваем, что в конце своего четвертого этапа совершенствования, где-то к 2020 году, она вновь, как и разрекламированный Бушем-младшим и настойчиво внедряемый его администрацией третий позиционный район ПРО в Чехии и Польше, будет угрожать отечественным силам стратегического ядерного сдерживания, размещенным в европейской части нашей страны. И настаиваем на секторальном принципе построения ПРО ТВД, сориентированном в южном направлении, откуда, по версии НАТО, и возможны главные ракетные угрозы. В том числе, как там считают, и от Ирана. На северном такая система, по идее, ни к чему, там стран-изгоев вроде бы нет. При этом информационно-аналитическая система, система предупреждения о ракетном нападении, центр принятия решения могут быть общими, построенными на паритетных началах. Мы вместе несем боевое дежурство, обмениваемся информацией, сбиваем ракеты и другие воздушные цели, летящие в сторону НАТО, над нашей территорией. Они – то же самое, но над их воздушным и заатмосферным пространством.
Некоторые военные эксперты – как западные, так и отечественные – утверждают, что Россия не может быть равной НАТО в создании ЕвроПРО, так как ей нечего предложить партнерам из своей боевой техники и систем обеспечения безопасности. Это не совсем так или совсем не так. У нас есть не только зенитно-ракетные комплексы С-300 и С-400, которые могут сбивать баллистические ракеты и крылатые ракеты, но есть и вполне современная и эффективная система ПРО Московского района А-135 со своими противоракетами и стрельбовой РЛС «Дон-2Н» (она обнаруживает пуски ракет на расстоянии в 6 тыс. километров). Есть новейшие станции предупреждения о ракетном нападении (СПРН) «Воронеж-М» и не очень старые «Дунай-3У», «Дунай-3М» и «Волга», опыт создания и эксплуатации которых пригодится при создании ПРО ТВД. Обо всех этих возможностях и проектах недавно рассказал в одном из печатных изданий авторитетный специалист в области ракетно-ядерной безопасности и автор нашей газеты, доктор технических наук, генерал-майор в отставке Владимир Дворкин.
Так что для создания умной ЕвроПРО, как отозвался о ней Дмитрий Рогозин, нужно не очень много. В первую очередь политическая воля и чуть больше доверия между договаривающимися сторонами. Примерно столько, сколько было его при подписании и ратификации Пражского соглашения по СНВ, названного краеугольным камнем перезагрузки. Появились ли такое доверие и такая политическая воля, мы узнаем совсем скоро – в середине 2011 года.