Виктора Литовкин В минувшую пятницу в Госдуме состоялось второе чтение по законопроекту о ратификации Договора между РФ и США об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3), или, как его еще называют, Пражского договора (именно в Праге он был подписан президентами двух стран 8 апреля 2010 года). Обсуждение и голосование по резолюции к этому соглашению прошли бурно, почти как в Сенате США, когда там стоял вопрос о ратификации этого документа. И что любопытно, ярыми противниками СНВ-3 в отечественном парламенте стали коммунисты и либерал-демократы, которые в этом вопросе полностью солидаризировались с неоконсерваторами из Республиканской партии Соединенных Штатов. Но если в Сенате сторонники ратификации договора набрали 71 голос против 26 несогласных, то в Думе перевес был более ощутимый – 349 против 57.
Правда, сенаторы-республиканцы в ходе дебатов предложили почти 70 поправок, в том числе и 14 к самому тексту договора, а остальные к резолюции о его ратификации. Некоторые были весьма экзотическими. Например, сенатор Инхоф предложил увеличить ежегодные инспекции с 18 до 54. Что повлекло бы за собой отказ о ратификации, на что Сенат не согласился. Как не согласился он и на другие изменения текста СНВ. Наши законодатели из числа коммунистов тоже постарались отличиться. Представитель фракции КПРФ Леонид Калашников предложил даже законодательно защитить от сокращения наши жидкостные стратегические ракеты РС-20 и РС-18 (Р-36МУТТХ и Р-36М2 «Воевода», а также Р-100НУТТХ «Стилет»), которые Россия вынуждена снимать с боевого дежурства по истечении их технических гарантий. Можно подумать, что если принять закон о запрете их сокращения, то «железо» его станет старательно выполнять?!
Но Пражский договор, как уже не раз отмечалось в «НГ» и «НВО», для нашей страны – это, по сути, соглашение не об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений, а об их наращивании. Уже сегодня мы имеем 620 развернутых стратегических носителей ядерного оружия по сравнению с 700 плюс 100 на складах, к которым должны подойти через 10 лет после вступления в силу СНВ-3. По словам министра обороны Анатолия Сердюкова, по количеству пусковых установок, обозначенных в СНВ-3, мы сможем выйти только к 2028 году, а что касается боезарядов (1550), то к 2018-му. И где тут патриотизм по отношению к США, непонятно.
Тем не менее есть проблемы, связанные с некоторыми пунктами резолюции Сената США, посвященной ратификации Пражского договора. В том числе и с ее утверждением, что связь между стратегическими наступательными и стратегическими оборонительными вооружениями, которая зафиксирована в преамбуле договора, не носит для США юридически обязывающего характера. Отечественные парламентарии еще раз подчеркнули, что все положения, которые зафиксированы в тексте соглашения, носят обязательный юридический характер. Без изъятий и оговорок. И, видимо, по примеру своих партнеров на Капитолийском холме внесли ряд важных поправок в законопроект о ратификации Пражского договора. О сути их в интервью «НГ» рассказал экс-секретарь Совета безопасности России и бывший первый заместитель министра обороны, академик РАН Андрей Кокошин.
По его словам (а Андрей Кокошин, как и Константин Косачев, Виктор Заварзин и Василий Стародубцев, – автор этих поправок), новый договор по СНВ предполагает развертывание новых типов стратегических наступательных вооружений, причем таких, которые имеют преимущества по преодолению противоракетной обороны. «Многое из этого реализовано в таких ракетных системах, как «Тополь-М», «Ярс», «Синева» и других», – утверждает он. В нашей стране имеется и серьезная научно-теоретическая база по вопросам обеспечения стратегической стабильности – как в политико-военном, так и в военно-стратегическом отношении, говорит депутат.
Еще один пункт поправок, предложенный «четверкой депутатов», прямо ссылается на обстоятельства, которые дают право России выйти из нового Договора по СНВ; среди них – «развертывание Соединенными Штатами, другими государствами или группами государств системы противоракетной обороны», наращивание США, другими государствами или группой государств стратегических наступательных вооружений либо принятие ими решений в области военного строительства, а также обстоятельства, которые могут создать угрозу национальной безопасности России. В числе таких обстоятельств – развертывание Соединенными Штатами, другими государствами или группой государств вооружений, препятствующих функционированию российской системы предупреждения о ракетном нападении. В вопросе о роли противоракетной обороны речь идет именно о таких системах ПРО, которые способны «существенно снизить эффективность стратегических ядерных сил Российской Федерации»: необходимо иметь в виду качественные различия между стратегической и нестратегической ПРО (ПРО на ТВД).
Та система ПРО, которая должна в ближайшее время быть развернута в Европе (ПРО ТВД), в том числе, будем надеяться, и с участием России, никак не угрожает отечественным стратегическим силам сдерживания, о чем «НГ» и «НВО» уже не раз и не два писали. И принятые 14 января во втором чтении поправки депутатов Государственной Думы к Федеральному закону «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Соединенными Штатами о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений» не могут повлиять на снижение обороноспособности нашего государства. Наоборот, они дают возможность нашей стране укрепить и усилить свои стратегические силы сдерживания. А вот то, как мы воспользуемся этой возможностью, – уже другой разговор.
