Жестоко избит наш коллега, Олег Кашин из «Коммерсанта». На мой взгляд, один из лучших политических журналистов и публицистов в России.
Следствие рассматривает профессиональную деятельность лишь в качестве одной из версий. Но друзья и свидетели сообщают, что Кашина ждали у его подъезда, в закрытом дворе. Нападавшие не взяли ни денег, ни документов. Все это указывает на то, что избиение планировалось, готовилось.
В журналистских кругах выдвигаются собственные версии случившегося. Кажется сомнительным, что хотя бы одну из них, сколь бы логичной она ни была, должным образом проверит следствие. Несмотря на «особый контроль» со стороны Генпрокуратуры и личное распоряжение президента.
Любое нападение, покушение на журналиста как на профессионала несет в себе черты террора. То есть устрашения. Журналист – общественная профессия со своими принципами. Когда в наших коллег стреляют, когда им угрожают, когда их бьют и увозят в реанимацию, наверное, каждый из нас мысленно примеряет на себя их шкуру. Каждый, вне зависимости от степени известности и меры таланта. Каждый оказывается перед соблазном самоограничения, замалчивания того, что на самом деле видишь, на самом деле чувствуешь, на самом деле знаешь.
Пардон: почти каждый. Но ведь и этого немало, не так ли?
Война не объявлена, нет, такие войны не объявляются. Создается лишь обстановка, в которой следование профессиональным принципам все чаще воспринимается как персональный риск. Вытравливается вкус к политической журналистике. «Не влезай – убьет!» – такое предостережение для журналистов впору вешать на все те области, где существует конфликт интересов. Что и говорить: опыт последнего десятилетия показывает, что даже спортивной журналистикой в России заниматься небезопасно.
Универсальный профессиональный риск? Быть может. Задача государства – преуменьшать этот риск, и в России оно с этой задачей не справляется.
«Профессиональная» версия нападения на журналиста (на любого журналиста, не только на Кашина) кажется наиболее вероятной из-за того, что в стране царит атмосфера ненависти – к инакомыслящим и представителям «второй древнейшей». В формировании этой атмосферы участвуют и чиновники, призывающие давить всех, идущих не в ногу, танками, и представители финансируемых из федерального и региональных бюджетов организаций. Раньше составление списков «врагов народа» считалось уделом маргиналов-неонацистов. Теперь это модный тренд.
Уважение к независимой журналистике в стране – редкость (речь не об отношении со стороны власти – для всякой власти пресса является помехой). Независимая журналистика заставляет думать и пересматривать собственную точку зрения. Большим спросом пользуется другая журналистика – та, которая обслуживает, облекает в слова уже сформированное мнение.
Всякий раз, когда расследование убийства или нападения на журналиста подтверждает «профессиональную» версию, государство и уполномоченные структуры не делают из этого системных выводов. А профилактика «частных случаев» невозможна.
Всякий раз, когда нападению подвергается политический журналист, мы понимаем, что наши шансы узнать о случившемся правду относительны и не зависят напрямую от профессионализма следствия.
Президент Медведев отреагировал на происшествие оперативно. Это не всегда было свойственно российской власти и вселяет некоторый оптимизм. Но президенту следовало бы задуматься не только о случае с Олегом Кашиным, вопиющем и требующем изучения всех версий. Ему следовало бы озаботиться и контекстом, в котором подобные нападения происходят и интерпретируются так, как интерпретируются.