Большой ваковский стиль

Вопрос о том, что советская/российская наука переживает не лучшие времена и отдает концы прямо на наших глазах, уже не вызывает споров. Здесь наблюдается редкое для современной России единодушие. Но по поводу того, кто же виноват в столь печальном обстоятельстве, царит настоящая сумятица мнений и даже воплей. Хотя ответ на этот вопрос довольно прост. В гибели российской науки виновата Высшая аттестационная комиссия (ВАК), столь же бессмертная, сколь и разрушительная.

Бессмертная, потому что менялись и трансформировались организации, при которых ВАК состоял (Министерство высшего образования СССР, Совет министров СССР, правительство Российской Федерации┘), а ВАК был, есть и будет еще долго наполнять жизнь всего российского научного сообщества своим ваковским содержанием. Между прочим, аббревиатура ВАК оказалась даже более долговечной, чем, казалось бы, всемогущее ГАИ.

Разрушительная, потому что ВАК оказался одним из центров большого советского стиля, чья претензия довести живое человеческое слово до космических высот оказалась реализованной на шестой части света со сказочной простотой. Именно благодаря ВАК этот стиль обрел ту самую непобедимую языковую ипостась, сумевшую подавить в СССР даже профессиональный язык науки и приведшую к генерации самой большой в мире армии научных работников низкой квалификации.

Как проходит аттестация научных кадров практически во всем мире? Собираются несколько профессоров той или иной области науки. Один или несколько из них знакомятся с диссертацией. Затем, собравшись вместе, они заслушивают рассказ очередного претендента на приобщение к их корпорации, беседуют с ним, после чего без особых проволочек решают – давать ему степень доктора или нет. И все. И только Советский Союз и наследующая ему Россия имели и имеют абсолютно другую систему аттестации, олицетворенную ВАК.

Именно ВАК, великий, могучий и ужасный, заставляет людей российской/советской науки уже много десятилетий формулировать «новизну и достоверность научных результатов», их «практическую и научную значимость», а также «защищаемые положения». При этом волей или неволей им приходится сводить профессиональный язык науки к канцелярским высотам большого ваковского стиля. И десятилетия языковой деформации не прошли даром. Ибо все люди – и орудия, и жертвы языка.

По существу, язык советской и современной российской бюрократии, да и большинства советских и российских граждан – это все тот же, только выхолощенный и лишенный первозданной своеобычности, язык героев «Котлована», «Чевенгура» и «Ювенильного моря». Это он делает Россию совершенно особой страной, которой неведомы ни цивилизация Запада, ни прелести третьего мира. Это он делает нелегкой судьбу любого профессионала в России, могущего всего лишь решать уравнения Шредингера и Максвелла или конструировать и клепать системные блоки и мобильники. И именно он, язык, рождает уникальный в мире рынок писателей циркуляров, рождающий, в свою очередь, невероятную для всего мира концентрацию «негров, пишущих инструкции, как зимовать эскимосу».

Но особенно эффективен он в руках ВАК. Полуфеодальный статус российской науки приводит к тому, что уже в 40–50 лет большинство людей, делающих в ней успешную карьеру, вынуждены отрываться от реальной науки, превращаясь, по существу, в обычных чиновников. В результате они способны говорить только о «научной и практической значимости полученных результатов», то есть языком ВАК. Для тех же, кто начинает свою научную карьеру, усвоение языка ВАК выливается в настоящие уроки холопства. Ведь им то и дело приходится выслушивать: «Что же это вы, молодой человек, не умеете четко сформулировать защищаемые вами положения? Какой же вы после этого ученый?»

И приходится этому молодому человеку идти и ломать голову не над тем, как решить уравнение, скажем, Дирака или измерить сопротивление квантовой проволоки, а о том, в чем заключается «практическая и научная значимость» его работы. И обычно он теряет не меньше полугода при защите кандидатской и не меньше года при защите докторской, усваивая уроки академического конформизма, когда разного рода наставники, среди которых и такие, что и синус от косинуса отличить не могут, учат его формулировать защищаемые положения, отличать выводы от результатов, определять, заложил ли он основы нового научного направления или только внес существенный вклад в уже имеющееся...

Очевидно, что такая система аттестации может породить только таких же энергичных любителей определять «наиболее важные полученные результаты; их достоверность, оригинальность и обоснованность; научную и практическую значимость; соответствие защищаемых положений требованиям ВАК», а не профессионалов, открывающих новые явления и уравнения, изучающих нетронутые архивы и неведомые рукописи, борющихся с шумами в измерительных схемах, конструирующих большие интегральные схемы и новые чудо-приборы. То есть именно тех, кто только и способен по-настоящему модернизировать Россию.