Олег Никифоров По поводу военной доктрины России сломано уже немало копий. Одним из последних по этой теме высказался генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен. Агентство Deutsche Welle приводит его высказывания, в которых Расмуссен упрекает Россию в том, что она руководствуется устаревшей военной доктриной, рассматривая альянс как угрозу собственной безопасности. Однако немецкие ученые из берлинского фонда «Наука и политика», проанализировавшие российскую военную доктрину, так не считают.
Как отмечает в своей работе «Новая военная доктрина России 2020» научная сотрудница исследовательской группы «Россия и СНГ» доктор философских наук Маргарете Кляйн, Россию прежде всего беспокоят попытки применения вооруженных сил НАТО вне собственной сферы деятельности Североатлантического альянса, обозначенной в уставе этой организации, и в обход Совета Безопасности ООН. И это понятно, поскольку Россия не может наложить вето на подобные действия НАТО.
Поэтому в первом же пункте основных внешних военных опасностей в новой российской военной доктрине говорится «о стремлении наделить силовой потенциал НАТО глобальными функциями и к тому же реализуемыми в нарушение норм международного права». Под этим углом зрения ясно, что НАТО все-таки может представлять угрозу интересам России (да и не только) в мире.
К числу других болевых точек во взаимоотношениях НАТО и России относятся условия военного использования ядерных сил. Порог применения ядерного оружия в военных концепциях России последовательно снижался с 1993 года. Эта же тенденция сохраняется и в новой военной доктрине. Однако в доктрине использована формулировка 2000 года, которая обусловливает применение ядерного оружия с учетом «критической для существования государства опасности». Это более гибкая и мягкая формулировка по сравнению с, например, использованными ранее и связанными с однозначным применением атомного оружия даже в региональных и локальных конфликтах.
Напомним, что впервые об этом заявил секретарь Совета безопасности РФ Николай Патрушев в октябре прошлого года. Он утверждал, что военная доктрина России претерпела изменения, которые касаются в том числе и возможности применения ядерного оружия. Дословно Патрушев сказал, что «скорректированы условия использования ядерного оружия при отражении агрессии с применением обычных средств поражения не только в крупномасштабной, но и в региональной и даже в локальной войне».
Нельзя в этой связи не согласиться с немецкими аналитиками, утверждающими, что вся новая военная доктрина России, которая разрабатывалась с 2005 года, отражает борьбу между традиционалистами вокруг главы российского Совета безопасности Николая Патрушева и его заместителя – бывшего начальника Генштаба Юрия Балуевского, с одной стороны, и реформаторами вокруг министра обороны Анатолия Сердюкова – с другой. Конечно, различный подход традиционалистов и реформаторов нашел свое отражение и при формулировании условий военного использования ядерных сил.
Встает вопрос, почему на этот раз мнение Патрушева не нашло отражения в доктрине. Ясно, что использование ядерного оружия на региональном, не говоря уже о локальном, уровне традиционно связывается со слабостью обычных вооруженных сил. Возможно, что очевидное технологическое отставание российских Вооруженных сил, которое проявилось в период вооруженного противостояния на Кавказе летом прошлого года, и привело к существенным материальным потерям, побудило его выступить с таким заявлением. Но нельзя исключать и другого. А именно, как считают немецкие аналитики, стремления российской стороны не навредить подготовке договора с США по СНВ.
Более существенным с точки зрения возможности конфронтации с НАТО является включение в доктрину совершенно нового элемента, касающегося расширения возможности использования российских Вооруженных сил за пределами страны. Это несомненно облегчает их применение на постсоветском пространстве. Здесь с точки зрения Запада существенна не только легитимизация применения Российской армии за пределами территории России, но и попытки укрепить позиции Москвы в странах СНГ посредством военной кооперации. На это указывает активность России в отношении совместных военных проектов с Белоруссией и другими странами ОДКБ.
Немецкие аналитики делают вывод, что в целом военная доктрина служит политической цели России действовать в странах бывшего СССР в качестве основной силы. И именно это обстоятельство, по их оценке, таит в себе потенциал конфликта с НАТО.
Является ли новая российская военная доктрина порождением холодной войны? На Западе нет однозначного мнения на этот счет. Немецкие аналитики, например, в отличие от представителей НАТО полагают, что не стоит преувеличивать выводы российской военной доктрины, касающиеся НАТО и США, так как она тем не менее открывает возможности для кооперации с Западом и не ориентирована на былые представления о «вражеском облике».
Действительно, у НАТО и России имеются общие проблемы безопасности, связанные с международным терроризмом, нераспространением оружия массового поражения и, наконец, ситуацией в Афганистане и, возможно, в Ираке. Именно они обусловливают возможность, а зачастую просто необходимость, кооперации.
