Дмитрия Медведева в первые месяцы его президентства упрекали в отсутствии опыта и неспособности принимать серьезные внешнеполитические решения. Как оказалось, опыт приходит быстро, особенно если учиться приходится, как это было в 2008 году, в условиях, «приближенных к боевым». 2009-й стал первым «нормальным» годом, когда внешнеполитическая идеология президента проявилась во всей полноте. Какова же она? Судить об этом приходится по противоречивым итогам уходящего года. Принятие важнейших решений в России традиционно считалось прерогативой главы государства. В уходящем году ситуация изменилась ввиду наметившегося «разделения труда» между президентом и премьер-министром.
Эта тенденция развивалась в течение всего года: во внутренней политике Медведев был вынужден довольствоваться модернизацией тех областей, которые не затронули «прогрессивные планы» премьера; во внешней ему достались направления, где прорыв невозможен без смелых новаторских идей, но даже они не гарантируют успеха. Однако такая ситуация во многом делает Медведева политиком, тогда как Владимир Путин все больше выглядит начальником сбытового отдела «Газпрома». Из 17 зарубежных визитов премьер-министр не говорил о газе лишь в двух странах – Монголии и Абхазии. Он оставался ключевой фигурой в переговорах об урегулировании газовых проблем с Украиной; встречи с ним становились едва ли не главной частью визитов в Россию руководителей стран, от которых зависит судьба «Северного потока».
В то же время Медведев сгенерировал ряд новых идей и предпринял усилия по их продвижению. В уходящем году его мысль о новом договоре о евро-атлантической безопасности прошла путь от абстрактной декларации до конкретного текста, создавшего основу для предметной дискуссии. В апреле он выдвинул инициативу по модернизации правовых основ сотрудничества в сфере энергетики – по сути, предложив пересмотреть Договор к Энергетической хартии. К концу года становится заметно, что российская внешняя политика при Медведеве отходит от той истеричности, которая порой была ей свойственна: это проявляется в тональности на переговорах с США и НАТО, в большей доброжелательности в отношении Европейского союза (в частности, в позитивном восприятии Лиссабонского договора) и даже в готовности отделять персональную неприязнь к политическим лидерам от интересов народов, что проявилось в замечании о возможности восстановления авиасообщения с Грузией. Новый, прагматичный и улучшающий имидж России курс прослеживается в твердой позиции президента о недопустимости применения смертной казни и намерении направить в Государственную Думу для ратификации 14-й протокол к Европейской конвенции о правах человека.
При этом возникают поводы считать, что в ближайшем будущем президент попытается заняться и «экономическим измерением» внешней политики. В памяти остались его разошедшиеся c позицией премьера слова о вступлении России в ВТО; в последние месяцы он активно продвигает экономическую интеграцию на постсоветском пространстве – вплоть до подписания документов о Таможенном союзе; напрямую вторгается «в вотчину» Владимира Путина, добиваясь возобновление поставок газа из Туркмении в ходе визита в Ашхабад.
Однако год показал и то, что новый хозяин Кремля воспринял и поддержал традицию многовекторности во внешней политике. География его визитов простиралась от Нигерии до Сингапура; круг обсуждавшихся вопросов – от антикризисных мер до «укрепления регионального уровня глобального управления, от интеграционных процессов на пространстве СНГ до сокращения стратегических ядерных вооружений. В итоге - мощный эффект присутствия России на международной арене, и в то же время вполне предсказуемое распыление сил и более чем скромные дипломатические успехи.
Некоторые неудачи были предопределены – как, к примеру, пробуксовка предложений по евро-атлантической безопасности. Несмотря на лоббирование на многих международных форумах, она была обречена на прохладный прием по крайней мере по двум причинам. Стратегически наивно требовать от Запада отказа от системы коллективной безопасности, обеспечившей ему победу в холодной войне, в пользу эфемерной и не оправданной реальными угрозами структуры. Тактически российская сторона избрала неподходящего визави – ведь не секрет, что проблемы европейской безопасности пока что решаются в Вашингтоне, но данный вопрос по неясным причинам даже не был затронут во время июльского визита Барака Обамы в Москву.
Тем не менее именно на американском направлении в этом году случился настоящий политический прорыв. Перезагрузка отношений ознаменовала возвращение к полноформатному сотрудничеству в ключевых сферах и готовность сверять часы по самым острым международным вопросам. Медведев впервые заявил о возможности присоединения России к санкциям против Ирана, разрешил США и их союзникам транзит военных грузов через воздушное пространство России. Со своей стороны, США скорректировали позицию по размещению элементов системы ПРО в Восточной Европе, чего Россия без особого успеха добивалась на протяжении последних лет. Доставшаяся Медведеву в наследство проблема сокращения ядерных арсеналов России и США пусть и не решается в соответствии с графиком, но переговоры по ней вселяют оптимизм.
2009 год не принес ярких побед, но стал годом новых подходов во внешнеполитическом мышлении. И это важнее всего – ведь перемены вызревают в головах. А в какой степени они воплотятся в реальной политике, покажет время.