От того, как скоро будет разблокирована граница Армении с Турцией, зависит ситуация на Южном Кавказе.
Фото РИА Новости
На фоне заявлений президента Уго Чавеса о признании Абхазии в тени остался другой неординарный политический сюжет – 10 сентября Сухум посетил замминистра иностранных дел Турции. Дело в том, что факт публичного визита чиновника турецкого внешнеполитического ведомства в эту непризнанную Анкарой страну еще год назад, при всем значительном экономическом влиянии Турции на регион, был бы не понят и подвергнут критике не только в Тбилиси, но и в столицах Запада. Сегодня он не просто возможен, но диктуется сложной схемой диверсификации турецкой региональной политики.
Почему опыт Турции заслуживает столь внимательного наблюдения. На мой взгляд, это определенное прочтение российской постсоветской политики в Закавказье, но на турецкий манер, своеобразная работа над «ошибками русских», а также исправление собственных недоделок и промахов. У Анкары была масса недоигранных региональных партий. Известная ставка на возрождение геополитического пантюркизма, идея тюркского единства Турции, Азербайджана и прикаспийских государств не достигла результатов, и на рубеже 2000-х от нее практически отказались. В этот же период Россия пыталась организовать интеграционный процесс на идее славянского братства – не получилось. Еще одна инициатива – «Кавказский пакт стабильности» – патриарха турецкой элиты Сулеймана Демиреля закончилась ничем. Но это определенно демонстрация политики «поиска неизвестных возможностей», она более динамична в сравнении с российской стратегией «удержания прошлых достижений», как правило, доставшихся в наследство от СССР. Поэтому турецкая политика не проваливается вовсе, оставляя фундамент для возвращения на новом этапе в «лучшие времена». Сейчас это происходит с инициативой «Платформы стабильности и сотрудничества на Кавказе», она явилась, по сути, рекомбинацией принципов Пакта стабильности, провозглашенных в январе 2000 года во время визита Демиреля в Тбилиси.
В постсоветский период Турция набирала обороты на Южном Кавказе как силами военных (заметная роль в продвижении НАТО), так и дипломатов (усилия в пользу реализации газо- и нефтепроводов трубопроводов в коридоре Баку–Тбилиси–Джейхан). В целом можно констатировать, что если российские ресурсы влияния в Закавказье сокращались, то турецкие на Южном Кавказе заметно увеличивались. Разные термины не случайны. Тут действительно уместно вспомнить терминологическую игру в обозначении региона, потому как Россия с Турцией рассматривает его исходя из различных стратегий и нередко диаметральных интересов. Увидеть и сравнить это можно как по цифровым показателям – объемам товарооборота и размерам инвестиций, так и по косвенным – по политическому влиянию, количеству открытых образовательных учреждений, численности обучающихся студентов в наших странах, развитию сети НПО.
Можно по-разному оценивать российскую политику, но в любом анализе присутствует факт – более десяти лет (будем брать период с 1993–1994 годов) России удавалось иметь пусть трудные, но относительно стабильные отношения со всеми государствами кавказской тройки (условно: на «три» с Грузией, на «пять» с Арменией, на «четыре» – с Азербайджаном). Главное – утвердился мир в известных границах кавказских конфликтов. Затем, с приходом Саакашвили, отношения России и Грузии деградировали совсем, а способы военного давления и сдерживания Тбилиси сократились до минимума. Пошел процесс разморозки грузинских конфликтов. После августа 2008-го Россия совсем «списала» Грузию, и несколько выровненный баланс сил региональной геополитики снова сместился в сторону Анкары.
Анкара изящно начала постепенную нормализацию отношений с Ереваном. Это крайне трудный и для многих не бесспорный шаг, учитывая сильные проазербайджанские настроения в Турции и четкие обязательства Анкары перед Баку. Одновременно Анкара рискнула попытаться оформить отношения с Абхазией, прямо заявив Тбилиси о своих интересах, но так, чтобы не разрушить стратегическое партнерство с Грузией. Все это наталкивает на мысль, что турецкая инициатива – «Пакт стабильности на Кавказе» – в части принципов может быть реализована. Пока Турции удалось немного, но все-таки это движение вперед по самым кризисным линиям кавказской политики. Само по себе оно заслуживает не только внимания, но и поддержки.
Именно тут возникает вопрос: можно ли объединить усилия российской и турецкой дипломатии на пользу обеим? В исторической перспективе видно, как России было трудно формировать общий круг интересов с Турцией по целому ряду объективных и субъективно-стереотипных трудностей. Часто турецкая политика Москвой воспринимается как «американо-турецкая». Очевидно, не без основания. В то же время в турецкой элите существует и мощное пророссийское лобби, оно сыграло свою роль в строительстве газопровода «Голубой поток». Турецкая внешняя политика формируется изнутри общественных сил страны, в процессе острых дебатов. В этом ее основное отличие от российской. Вместе с тем опыт византийской элиты достался нам обеим: окончательные решения принимаются так же, как и у нас, – ограниченным числом лиц. В Турции схожая с российской система правления, однако с более четкими акцентами: премьер играет первую политическую роль, президент лишь высший чиновник с широкими полномочиями. Поэтому предпосылки для совместного взаимодействия Турции и России в ближайшей перспективе будут зависеть от характера взаимоотношений премьеров двух наших стран.