Российская армия пытается соответствовать вызовам ХХI века.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Десять лет назад, 24 марта 1999 года, НАТО сделала ставку на военный путь решения косовской проблемы. Сегодня появляется немало комментариев, посвященных этому событию в центре Европы, – политических, дипломатических, военных, этнических и др. При всех плюсах и минусах тем не менее следует признать, что НАТО, и в первую очередь США, продемонстрировали миру принципиально новые подходы именно в организации военного дела. Для России, осуществляющей глубокое военное реформирование, этот аспект имеет непреходящее значение.
С военной точки зрения операция «Союзническая сила» была спланирована и проведена исключительно профессионально. С самого начала воздушно-космическо-морская ударная операция сопровождалась беспрецедентным информационно-пропагандистским наступлением. В ходе ее был проведен ряд последовательных воздушно-наступательных операций и боевых действий объединенных группировок ВВС и ВМС НАТО, других средств поражения (подавления), а также сил специальных операций, объединенных общим замыслом и направленных на достижение стратегических целей: нанесение поражения авиационной группировке вооруженных сил СРЮ, средствам ПВО и управлению югославской армии, создание благоприятных условий для действий наземных и морских группировок войск НАТО, разрушение экономического потенциала Югославии.
На первом этапе проводились эксперименты по применению новейших видов оружия, в том числе разведывательно-ударных боевых систем (РУБС), а также по отработке форм и способов ведения войны нового, шестого поколения. США и НАТО применили глобальную систему управления войсками, действующими на удаленном от центров управления театре войны (первые испытания основных элементов такой системы были проведены США в зоне Персидского залива в 1991 и 1998 годах).
Сразу же были нанесены высокоточные ракетно-авиационные удары по ключевым объектам экономики, системы обороны, вооруженным силам. Одновременно проводилась операция РЭБ, которая кроме мощного помехового заградительного и прицельного подавления радиоэлектронных средств СРЮ государственного и военного назначения включала множество высокоточных огневых ударов по другим радиоизлучающим объектам (в результате был полностью подавлен информационно-пропагандистский потенциал Югославии).
Использовались космические средства военного назначения в качестве системообразующих военно-технических инструментов ведения боевых действий (над театром войны одновременно находилось не менее 8–12 космических аппаратов, которые совместно с воздушными и морскими носителями являлись основой РУБС).
На втором этапе операции США и другие страны блока НАТО фактически возвратились в войну прошлого поколения. Главным оружием операции в этот период стали обычные неуправляемые авиабомбы, хотя отдельные эксперименты по применению управляемых авиабомб различных типов с лазерным наведением, а также специальных бронебойных сердечников из обедненного урана продолжались. На этом этапе была проведена плановая боевая стажировка практически всего основного и резервного летного составов ВВС США, а также других стран НАТО, участвовавших в операции.
Опыт планирования, подготовки и проведения операции «Союзническая сила» (с участием ВС 13 европейских стран!) к тому моменту аналогов не имел и был уникальным. Быстротечная югославская война явилась наглядным свидетельством реализации принципа стратегической мобильности на практике.
К сожалению, эти военные уроки не нашли отражения в российской практике. Во второй чеченской кампании 1999–2000 годов и даже в ходе военного конфликта в Южной Осетии в августе 2008 года высокоточное оружие практически не применялось, спутники почти не использовались, управление осуществлялось по старинке и бои были самые что ни на есть «контактные».
Даже спутниковая навигация так и не стала нормой в войсках. Хотя эта война подтолкнула нас к разработке более совершенного высокоточного оружия для борьбы со спутниковыми системами наведения, к исследованиям в области борьбы с малозаметными самолетами, крылатыми ракетами. Но, к сожалению, боевая практика российских Вооруженных сил больше напоминает войны прошлого века, а военные реформы пробуксовывают, потому что при их планировании военная наука часто игнорируется. Не случайно вместо задачи качественного, сущностного изменения российских ВС в соответствии с вызовами ХХI века ставится вопрос лишь об изменении их облика.
Что-то смутное, расплывчатое и неконкретное просматривается через такую задачу. Такими и получим в конечном итоге Вооруженные силы. И не потребуется ли после очередного военного конфликта типа недавнего, грузинского, вновь ставить вопрос об очередном военном реформировании?