Тимофей Бордачев Мировой экономический кризис делает всех участников международной жизни более вежливыми и нацеленными на сотрудничество, чем ранее. Происходит оживление на самых разных переговорных площадках, включая те, где интеллектуальный и административный ступор казался окончательным.
Особенно наглядно это проявляется в отношениях России и Европейского союза. И если год назад все наблюдатели уверенно прогнозировали то, что начавшиеся в июне 2008 г. консультации о новом стратегическом соглашении могут продолжаться годы, то сейчас раздаются сигналы о желательности их скорейшего завершения.
Вместе с тем, пресловутую логику «игры с нулевой сумой» – когда приобретения одного из партнеров неминуемо означают потери другого – никто в российско-европейских отношениях не отменял. Более того, ее условия значительно усложнились. Выиграть дружественную конкуренцию гораздо сложнее, чем удержать позиции в открытом противостоянии. Особенно с учетом того, что новое соглашение Россия – ЕС будет, по всей видимости, заключаться сроком на не меньше чем 10 лет. И станет неотъемлемым элементом послекризисной европейской и мировой архитектуры.
И здесь перед российским госаппаратом, имеющим дело с ЕС, появляется ряд непростых задач. Во-первых, стоит уделять гораздо больше внимания нелюбимым возвышенному русскому духу деталям. Лучшим примером здесь является вопрос о новой системе европейской безопасности.
Недостаточная проработанность деталей российской инициативы стала предметом многочисленных нареканий со стороны европейских партнеров. Но это, в сущности, не так важно. Гораздо хуже то, что отсутствие детализированных предложений из Москвы может привести к перехвату нашими партнерами инициативы. И тогда российским переговорщикам придется вести диалог о реализации своих идей в чужом политическом и юридическом оформлении. Радует в связи с этим, что, хотя и с некоторым опозданием, работа по конкретизации российской инициативы началась.
Во-вторых, нужно срочно избавляться от ставшей недоброй традицией межведомственной несогласованности и в ряде случаев даже конкуренции. Единый центр по взаимодействию с Евросоюзом в России по-прежнему отсутствует. Без увязки ведомственных позиций переговорная тактика России будет выглядеть как игра футбольной команды, где каждый одновременно и нападающий, и защитник, и вратарь. С соответствующими результатами.
Однако и это не самое неприятное. Множественность каналов связи и интересов может подтолкнуть сторону ЕС к так называемой многоподъездной дипломатии, когда каждый вопрос решается с конкретным российским ведомством. При этом целостность российского подхода, о которой годами твердит экспертное и политическое сообщество, разрушается на корню. Не говоря уже о необходимости учета бесчисленного числа коммерческих вопросов.
В-третьих, российской политике на европейском направлении было бы неплохо отойти от утвердившегося за последнее десятилетие «проектного мышления». Приходится признать, что у многих представителей российских ведомств, вовлеченных в контакты с административной машиной Евросоюза, господствует ориентация на решение практически любой ценой той или иной достаточно частной задачи. Без оглядки на политическое значение и последствия, которые могут иметь техническая уступка или, наоборот, резкое движение по узкому вопросу отношений.
Вместе с тем у любого европейского бюрократа – занимается он вопросами стандартизации спичек, гражданской авиацией или внешнеполитическими связями – существует понимание политического контекста, в рамках которого живет его «досье». В силу собственной военно-политической слабости наши европейские партнеры вынуждены использовать торговые отношения для реализации чисто политических задач. В деятельности ЕС на мировой арене политика и экономика не просто переплетены, а представляют собой единое целое.
Однако главным препятствием для выработки целостной позиции является, вне сомнений, отсутствие у России, как, собственно, и ЕС, стратегического видения отношений. Но в случае Евросоюза есть хотя бы согласие относительно того, что главное для Европы – много дешевых энергоносителей с Востока. Именно с этой целью, а также для расширения зоны своего «мягкого» влияния Евросоюз стремится к вовлечению России в максимально возможное количество взаимообязывающих соглашений и форматов. Лидирующую роль в которых ЕС резервирует за собой как за инициатором бесчисленных Восточных партнерств или ассоциированных участий.
А вот что по большому счету хочет и может хотеть Россия, пока не вполне очевидно. Спору нет, всяческое расширение программ сотрудничества с Европой выгодно и иногда жизненно необходимо российской науке, образованию и промышленности. Однако обязанности сверхдержавы и связанные с этим издержки никто, как показали события в Грузии летом 2008 года, не отменял и отменять не собирается. Гармоничное сочетание этих двух императивов российской политики на европейском направлении и может стать основой стратегии в отношениях с Европейским союзом.
