Артем Мальгин Иногда есть смысл обратить внимание не на те события, которые «изменили мир», а на те, которые подспудно готовят первые.
Сейчас на фоне экономического кризиса, американских выборов и в связи с объективной «усталостью» от событий внутри и вокруг Грузии закавказская ситуация ушла в тень. Вместе с тем в регионе объективно идут поиски параметров нового ландшафта политического и международного устройства.
Августовский вооруженный конфликт ненадолго сплотил политическую элиту и общество вокруг Михаила Саакашвили. Кухонный ропот недовольства мастером авантюр вылился в докризисный масштаб оппозиционного протеста в Тбилиси, отказалась уходить в политическое небытие (не без помощи «здоровых сил» в Вашингтоне) Нино Бурджанадзе. Другие, правда, пока не внушающие надежд на эвентуальную победу, политические лидеры Грузии стали снова вспоминать о своих властных амбициях. Процесс пошел! Процесс политический, что означает психологическое окончание военного самочувствия Грузии и соответственно появление возможностей для старта двусторонних и многосторонних дискуссий по существу ситуации в Закавказье. Ситуации стратегически неприемлемой ни для кого.
Выводя за скобки скандально начавшиеся и завершившиеся Женевские переговоры, попробуем сделать ряд констатаций и порассуждать о формате возможной стабилизации региона.
Август 2008 года показал отсутствие у всех внешних игроков заранее подготовленных четких «рецептов» в отношении региона. Плацебо в виде вступления в НАТО, равно как и дальнейшие военно-хирургические операции, – не в счет.
Конфликт и параллельные с ним международные события привели к повышению потенциальной роли одних внешних игроков – России и Турции и снижению роли других – НАТО и США. Снижение роли двух последних в значительной степени связано с концептуальным крахом предыдущей политики и неверными «кадровыми решениями».
Роль России в комментариях не нуждается, но Турция заслуживает отдельного внимания.
Анкара фактически после десятилетия слабо структурированной политики на постсоветском пространстве делает решительный шаг и предлагает региону Платформу стабильности и безопасности. Инициатива одновременно «продается» Москве и Тбилиси. Параллельно этому следует ряд шагов, которые сами по себе в другой период стали бы сенсациями. Речь идет прежде всего о символическом визите турецкого лидера в Ереван.
Собственная решительность привела турецкую политическую элиту одновременно в замешательство и эйфорию. Замешательство заключается в вопросе о том, а не позвать ли на помощь в реализации платформы Брюссель и Вашингтон? Если относительно Евросоюза ответ скорее «да», то американское участие вызывает опасение. Не будет ли так, как в ближневосточных и иранских инициативах Турции? Действия Анкары воспринимаются Вашингтоном как недопустимая вольность и фактически блокируются, хотя объективно турецкий вклад мог бы снизить накал напряженности. Эйфория же более примитивна – она зиждется примерно на тех же основах, что и турецкая политика в отношении постсоветской Средней Азии и Азербайджана в первой половине 1990-х годов. Думается, это все-таки уходящий феномен.
Россия, несмотря на имеющиеся энерготранспортные проекты, фактически только учится работать с Турцией по сугубо политическим вопросам. Нынешняя ситуация требует от Москвы активного и творческого подхода к турецким инициативам по Закавказью. Конкретные шаги могут быть весьма разнообразными, но есть один ограничитель. Артикулировать этот ограничитель можно, цитируя известного турецкого аналитика: «Турции достаточно российских военных на турецко-армянской границе, русские танки на грузино-турецкой границе нам не нужны». Все остальное, в том числе поездки турецкой абхазской диаспоры на торжества в Сухум, возможно.
Августовские события, несомненно, оживили традиционные дискуссии в связи с этнорелигиозной пестротой Закавказья и Грузии в частности. Новый статус Абхазии и Южной Осетии наталкивает на размышления о некой большей автономности для грузинских армян и азербайджанцев. Требование законно, но здесь важно не перейти опасную черту.
Единство и стабильность Грузии в ее нынешних границах являются несомненным императивом стабильности всего региона. Думается, официальная и экспертная Москва это понимает.
Период упрощенных решений сложных проблем в регионе давно и безрезультатно минул. Примитивное унитарное построение государственности стран региона не оправдалось. С тем чтобы сохранить и стабилизировать эту государственность, важно применять креативность, выходить на формы асимметричного, многоуровневого устройства. Только такой подход даст возможность инкорпорировать интересы центра и национальных групп.
Как ни парадоксально, но в своем идеальном виде такой подход даст возможность тому же Тбилиси выстроить отношения с «потерянными» Абхазией и Южной Осетией.
Помнится, не хотели бывшие автономии и бывший республиканский центр жить в рамках конфедерации. Наверное, и не могли. Для конфедерации или иного сценария подобного типа нужен как минимум взаимно признаваемый суверенитет субъектов взаимодействия. Сейчас, как опять-таки ни парадоксально, к этому условию стороны ближе.
Есть и еще один парадокс! Участие того или иного субъекта в одной конфедерации не исключает его же особых отношений с другими странами.
Могут ли подобные замыслы осуществиться? Да, если оперировать вышеуказанными возможностями мировой ситуации. Да, если международное сообщество, включая Россию, убедит Грузию отказаться от излишне поспешных и эмоциональных шагов по изменению своего международно-политического, в том числе военного, статус-кво. Да, если будут согласованные усилия и последующие международные гарантии по стабилизации региона.
