Бахтияр Тузмухамедов В период военной стадии конфликта в Южной Осетии и после ее окончания ссылки на международное право звучали многократно, но формулировались они в довольно общей форме. Теперь, когда противостояние приняло форму дипломатического перетягивания каната, желательно было бы уточнить некоторые правовые позиции.
Осмелюсь выдвинуть парадоксальное предположение: Россия признала Южную Осетию в качестве независимого государства не 26 августа, когда были подписаны соответствующие указы, а не позднее 8 августа, и вот почему. Именно в этот день Дмитрий Медведев охарактеризовал вооруженное нападение Грузии на Цхинвал и его окрестности как акт агрессии, а таковой может быть совершен лишь государством или, по его наущению, против другого государства. На этом построено Определение агрессии, принятое Генеральной Ассамблеей ООН в 1974 году, – авторитетный и общепризнанный документ, который, кстати, специально оговаривает, что термин «государство» в нем применен, «не предрешая вопроса о признании или вопроса о том, является ли государство членом ООН».
Если принять эту логику, то правовым основанием для ввода российских войск на сопредельную территорию могло быть оказание военной помощи соседнему государству в порядке осуществления коллективной самообороны. Если же к тому же подойти к праву на самооборону шире, а такой подход ныне получает все большее распространение, то оказание военной помощи Абхазии в отсутствие вторжения грузинских войск, но ввиду его неминуемости, допустимо охарактеризовать как действия по упреждению военной авантюры. Но и в этом случае объект оказания помощи признается государством.
Здесь, впрочем, имеется юридическая тонкость: установить факт агрессии вправе лишь Совет Безопасности ООН, и пока он этого не сделает, можно говорить лишь о вооруженном нападении, которое, впрочем, является главным элементом состава преступления агрессии. Будем считать, что термин «агрессия» употреблялся официальной Россией не в стерильно юридическом значении, а наделялся эмоциональным содержанием.
Не мешало бы вспомнить и о том, чего не всегда найдешь в новейших учебниках по международному праву, – о праве народов, стремящихся к национальному освобождению и собственной государственности, когда иного выбора им не оставлено, на вооруженную борьбу. Такие народы, согласно традиционным канонам отечественной доктрины международного права, обладают правосубъектностью и правом на самооборону.
Если приведенные доводы кому-либо покажутся не выдерживающими критики, обратимся к более тонким аргументам.
Международному праву известно состояние необходимости, находясь в котором государство может оправдать свои действия, которые иначе считались бы противоправными. При этом государство, таким образом оправдывающее свое поведение, должно, как указал однажды Международный суд ООН, «соблюсти ряд строго определенных условий, действующих в их совокупности; и заинтересованное государство не может быть единственным судьей, который был бы вправе решать, соблюдены ли эти условия». Если Россия прибегает к этому аргументу, ей нужно убедительно показать, что у нее не было никакого иного выхода, кроме как нанести решительный ответный удар не только по наступающим войскам, но и на глубину, что при этом она действовала пропорционально причиненному ей самой, ее гражданам и имуществу, ущербу и, лишая противную сторону возможности сопротивляться или перегруппировать и вновь наращивать свои силы, не наносила ей чрезмерного и неоправданного ущерба.
Нужно собрать и представить убедительные доказательства, что не грузины, а боевые порядки грузинской армии, не инфраструктура Грузии, а объекты, непосредственно поддерживавшие военные усилия, не личный или общественный транспорт, а боевая техника были целями ударов Российских Вооруженных сил. Необходимо показать, что наши военные не стремились уничтожить как можно больше солдат противника, но старались лишить их возможности к сопротивлению, а с ранеными и задержанными обращались с возможной гуманностью.
Спор переходит в предметную юридическую плоскость: 8 сентября в Международном суде ООН открываются слушания по делу, возбужденному Грузией против России. Россия, как и прежде СССР, никогда еще не была стороной спора в главном мировом органе юстиции, и для отказа в данном случае у нее нет оснований, поскольку претензии основаны на якобы имевшем место нарушении Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, а все споры, связанные с ее применением, непременно должны разрешаться в Международном суде.
Позиция Грузии не очень сильная, и вовсе не факт, что просвещенные и политически чуткие судьи сочтут возможным рассматривать ее претензии по существу, но главной для себя цели – с помощью юридической уловки затащить в зал суда великую державу – она достигла. Именно поэтому возрастает важность конкретных и проработанных правовых аргументов.
