Главный замысел Саакашвили, судя по всему, состоял в том, чтобы превратить Россию из миротворца в сторону конфликта. Москва была над конфликтом, мандат имела надежный – броню, а грузинскому президенту это не нравилось. И он решил пойти на провокацию. То, что это была провокация, для меня вполне очевидно: слишком много швов оставлено на сценарии, подготовленном в Тбилиси.
На следующее утро после начала массированного артиллерийского обстрела Цхинвали я с удивлением прочитал заголовки Financial Times и International Herald Tribune о том, что Саакашвили призывает стороны к прекращению огня. Так как грузинский президент сделал эти заявления накануне, до начала атаки на Цхинвали, то понятно, что публикации – часть заранее подготовленного плана PR-прикрытия своих действий. В самом деле, в день, когда все телеканалы показывают кадры с горящими танками из Южной Осетии, позиция Грузии предельно ясна: прекратить огонь!
Я уже писал, что с первых часов конфликта мы столкнулись с войной слов, описывавших происходящее. Наши ньюcмейкеры активно использовали термины «геноцид» и «гуманитарная катастрофа» для характеристики ситуации; в таком же ключе велись телевизионные репортажи по российскому телевидению. А грузинские руководители твердили об «агрессии» со стороны России. Как стало известно позже, в телефонном разговоре Кондолиза Райс попросила Сергея Лаврова не использовать слово «геноцид». Однако через два дня уже из Тбилиси заговорили о «геноциде грузинского народа».
Мы активно ввели в оборот новые эвфемизмы для описания стандартных явлений в условиях боевых действий: «принуждение к миру», «безвозвратные потери», «гуманитарная интервенция».
Наши действия и напор продемонстрировали то, что Россия очень быстро сообразила: Саакашвили ошибся и надо конвертировать его промах в серьезные и долгосрочные преимущества в противостоянии с ним. Скорее всего у наших руководителей была достоверная информация о том, что США не давали санкцию на атаку Цхинвали. Более того, как выясняется сейчас, еще 9 июля во время визита в Тбилиси Кондолиза Райс недвусмысленно предупредила грузинского лидера о недопустимости ввязываться в военный конфликт с Россией. Белый дом удивился, что его рекомендацию проигнорировали.
С другой стороны, совершенно очевидно, что Грузия охрабрела на фоне исключительного внимания к себе руководства США. Здесь и американские военные советники, и инструкторы, и совместные учения и маневры, и попытка ускоренного приема в НАТО, и восхваление грузинской демократии, «самой демократичной демократии» на Кавказе, громкая поддержка территориальной целостности страны. Саакашвили очень гордился тем, что грузинский контингент в Ираке – третий по численности после американского и британского. Голова шла кругом от ощущения собственной важности. Позже New York Times писала: «Грузины решили, что лучше просить прощения после, чем разрешения до. Это – был их выбор. Они знали, что мы скажем «нет».
Россия быстро начала трактовать события в Южной Осетии в логике «Косовской уникальности». Западные лидеры некогда объясняли Путину и Лаврову, почему признание Косово не будет носить прецедентный характер: нигде (в других спорных ситуациях) не было геноцида, который делает невозможным совместное проживание косоваров и сербов. Теперь подобное можно будет сказать про абхазов и осетин: они не простят Грузии геноцид своих народов.
В результате безумной авантюры Саакашвили утратил в глазах нашего руководства легитимность. Как американцы отказались вести переговоры с лидерами ХАМАС, несмотря на победу последних на всеобщих выборах в Палестине, так и Кремль отказывается говорить с «преступником, место которому на скамье подсудимых».
Скорее всего из-за непродуманных действий Грузия окончательно утратила шансы на сохранение в ее составе Южной Осетии и Абхазии. А хотела совсем иного. Так часто бывает: когда делаешь, что хочешь, получаешь, чего и не хочешь. Прошу считать эту фразу моим вкладом в сборник поговорок русского народа.
(Материал был подготовлен для журнала «Профиль».)