К конфронтации все почти готово

В самом начале 1990-х США поверили, что Россия станет совсем другой – займется внутренними реформами и откажется от геополитических амбиций. Прозападные политики в России были не против. Но они верили, что если страна изменится, то станет равноправным членом Запада. Россия рассчитывала как минимум на блокпакет в СП «США и партнеры», а ее долю размыли. Случайно все так получилось или задумывалось как разводка неопытных российских демократов «товарищем волком»? Вопрос все менее востребован. Российской элите важен сухой остаток – не получилось.

Сближение после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне было эмоциональным и прагматичным одновременно. Россия помогла США на ранних этапах борьбы с терроризмом. Но главный интерес был в другом. Вашингтону было крайне важно, чтобы Россия не оказалась на стороне «плохих парней», осталась нейтральной. Россия же, которая взялась за восстановление влияния в ближнем и дальнем зарубежье, хотела, чтобы США ей не мешали. А что делать с разногласиями? Придумали формулу – «соглашаться/не соглашаться». За Россией признали право не соглашаться. Сейчас кажется, так мало. А еще несколько лет назад это было новое качество отношений, которое открыло целое политическое пространство – очень полезное в тот момент для российско-европейских отношений.

Но на фоне революции роз в Тбилиси появились взаимные подозрения, и в течение 2004 года, особенно когда Украина стала оранжевой, Россия и США уже перешли к противостоянию. К концу 2006 года стало окончательно ясно, что отношения России и США не вмещаются в формулу «соглашаться/не соглашаться». Россия считает, что США последовательно работают против нее в Грузии, Украине и Центральной Азии. США же обвиняют Россию в поддержке своих врагов на Ближнем Востоке (Сирия, Иран). Начались выяснения отношений.

Американцы попробовали уточнить формулу. Очень хорошо это выразил на встрече с российскими политологами летом 2007 года посол Хаас (президент Совета по внешним сношениям): «Не соглашайтесь – пожалуйста, но не мешайте». Для России это уже неинтересно. Не объявлять друг друга врагами, но при этом жестко соперничать там, где есть разногласия (в том числе и мешать), – это для России интересно.

Мюнхенская речь Путина была попыткой поговорить честно и открыто, пройти между двумя крайностями – не замалчивать противоречия, но и не скатываться к открытой конфронтации. Она задала тон отношениям на 2007 год. И в целом между двумя крайностями пройти удалось.

Но и в России, и в США растет запрос на более решительные действия. В США примеры российского влияния у многих вызывают раздражение. Предлагаются проекты «сдерживания России». С одной стороны, Россия сейчас меньше и слабее, чем во времена СССР. С чисто военной точки зрения положение «США против России» сейчас выгоднее, чем когда-то «США против СССР». Это наводит на мысль, что если Москва хочет новую холодную войну, то пусть получает ее – еще раз проиграет. С другой, у США и так большая нагрузка: две войны, террористическая угроза, все очень непрочно на Ближнем Востоке, бунтари в Латинской Америке. К тому же нет веры в старых европейских союзников. Еще больше усложняет картину Китай: ослаблять Россию – значит давать ему новые возможности. В общем, все очень неопределенно.

В России укрепление страны кружит многим головы. Проигрыш в холодной войне уже кажется досадной случайностью. 40 лет вели холодную войну и только последний раунд проиграли – нефть подешевела да Горбачев слабаком оказался. Настроение – даешь реванш! Пока настоящую холодную войну затевать готовы не многие. В основном хочется переиграть последний раунд: к случаю, все декорации для него – ДОВСЕ, ПРО и т.д. – на месте. Переиграем концовку холодной войны, чтобы никто не считал нас проигравшими и к нам относились как к равным.

В США многие все еще недооценивают Россию, а в России многие уже серьезно себя переоценивают. Очень опасный зазор. Сейчас взаимные претензии и эмоции уходят в основном в свисток – в антироссийскую и антиамериканскую риторику внутри стран. Риторика формирует определенные настроения, которые порождают спрос на действия.

Но даже если все умерят эмоции и удастся избежать предвыборных рисков в 2008 году, остается абсолютно неясным, какими отношения будут дальше. К конфронтации все почти готово. И даже хочется. Но парадокс – невыгодно. По крайней мере пока.

Получается по Троцкому: ни войны, ни мира. Может, это и есть естественная, а не кабинетная формула двусторонних отношений России и США? Недовольных почти не видно. n

Иван Алексеевич Сафранчук – директор российского представительства Института мировой безопасности.