Бахтияр Тузмухамедов Поможет ли резолюция Совета Безопасности ООН по Ливану, принятая даже без ссылки на главу VII Устава ООН, образовать хотя бы первоначальные условия для долгосрочного урегулирования? На мой взгляд, на Ближнем Востоке нужна комплексная, многофункциональная и длительная операция.
В своем первоначальном виде операции ООН по поддержанию мира осуществлялись в условиях межгосударственных столкновений, однако со временем их пришлось все чаще развертывать для сдерживания противоборства группировок внутри одной и той же страны. В случае с Ливаном силам ООН (ЮНИФИЛ) придется иметь дело с двумя правительствами и как минимум одним негосударственным субъектом – «Хезболлах», обладающей существенными признаками официальной власти.
В отличие от Гаити или Восточного Тимора, где государственная власть была парализована или попросту не существовала и миссиям ООН приходилось ее замещать, на юге Ливана параллельно представлены официальное правительство и органы «Хезболлах». Оттеснить последних, с учетом их авторитета, ООН даже не стоит пытаться, а вот взаимодействовать с ними, способствовать их интеграции в официальные структуры необходимо.
В свое время в бывшей Югославии полицейские ООН не подменяли собой местные правоохранительные органы, но приглядывали за ними, временами пытаясь давать советы. Не стану утверждать, что балканский опыт был безусловно успешным, но кое-что из него могло бы пригодиться и на Ближнем Востоке, например, совместные блокпосты, а в перспективе и патрулирование.
Совместный четырехсторонний (включая ООН) полицейский патруль на юге Ливана? Почему бы и нет? Я не стал бы исключать и эпизодических заходов таких патрулей на сопредельную территорию – в порядке укрепления доверия и обмена опытом. А для координации совместной деятельности под эгидой миссии ООН неплохо сформировать совместную полицейскую комиссию.
Теперь о военном компоненте. В своем нынешнем виде ЮНИФИЛ не способны защитить самих себя, а для выполнения миссии по поддержанию мира с учетом местной специфики им нужны полноценная огневая мощь, броня и мобильность. Дополнительно им следует придать силы, специально обученные и оснащенные для контртеррористических операций.
Можно было бы творчески подойти и к их дислокации: вместо привычного для миссий ООН размещения «голубых касок» буфером, разделяющим враждующие стороны, или на территории, подконтрольной одной из них, поставить некоторые батальоны поперек линии противостояния, так, чтобы одно и то же формирование одним флангом упиралось в израильское подразделение, другим – в арабское. Это подчеркнет беспристрастность международных сил.
Силы следует наделить правом напрямую, минуя ООН или НАТО, запрашивать поддержку с воздуха, а с учетом географии – и с моря. Здесь не обойтись без сотрудничества с соседними странами, которые могли бы предоставить свои аэродромы и порты.
Бессрочное продолжение существования «Хезболлах» как структуры, параллельной правительству Ливана и неподконтрольной ему, – дело ненормальное. Разоружение, расформирование ее боевого крыла и реинтеграция его в гражданское общество или официальные вооруженные силы – дело хлопотное. Одной силы здесь мало, нужен какой-то «пряник».
А что, если бы по обе стороны ливано-израильской границы на всем ее протяжении была установлена зона, в которой запрещалась бы всякая военная деятельность противостоящих сторон, помимо осуществляемой совместной с силами ООН? Для расчета ее первоначальной ширины можно было бы взять максимальную дальность полета ракет, которыми «Хезболлах» обстреливала Израиль. Зона будет сужаться по мере ликвидации ракетного потенциала группировки. В то же время над зоной обеспечивался бы строгий запрет на полеты военной авиации.
Эти же силы должны быть подготовлены и оснащены для того, чтобы поддерживать режим эмбарго на поставки в Ливан вооружений кому-либо, кроме правительственной армии.
Подобная зона уязвила бы самолюбие Израиля, но если у него действительно есть ядерное оружие, его неуступчивость только подхлестнула бы стремление его соседей обзавестись ОМУ.
Есть ли в такой гипотетической миссии место для российских военных? Полагаю, что обученный мотострелковый батальон, в котором хотя бы часть командиров владеет английским и может взаимодействовать с офицерами с иной тактической подготовкой, у нас найдется. Участие в операции ООН – это еще и демонстрация своего интереса к региону, и присутствие в нем.
У России есть опыт направления в миссии ООН групп ударных вертолетов, однако с учетом насыщенности именно этого театра средствами ПВО, а также наличия у одной из сторон конфликта современных ВВС, наши Ми-24 попадают в группу риска, а более современных машин мало, как и опыта их применения.
Если демилитаризованная зона простирается в море, участвовать в обеспечении ее режима мог бы наш ВМФ. На корабле есть средства поражения наземных и воздушных целей – чем не инструмент для контроля демилитаризованной полосы на море, суше и в воздухе? А в соседней Сирии найдутся пункты базирования, куда наши корабли могли бы заходить для отдыха экипажей, бункеровки и текущего ремонта.
