Роуз Геттемюллер Тегеран продолжает вести себя вызывающе, будто это проявление мужества. «Я официально заявляю, что Иран присоединился к клубу ядерных держав», – объявил еще в середине прошлого месяца президент ИРИ Махмуд Ахмадинежад. В конце апреля у Международного агентства по атомной энергии не оставалось иного выбора, кроме как оповестить мир, что Тегеран проигнорировал призыв Совета Безопасности ООН прекратить обогащение урана.
Поведение Ирана, похоже, ведет к концу дипломатии. Тегеран следует твердой и последовательной политике, переступая одну красную черту за другой. Неужели настал тот момент, когда всему международному сообществу пора отказаться от переговоров и пойти по иному пути – пути санкций или применения силы, о котором так много говорят в Вашингтоне? Возможно. Но не следует исключать также, что пока остается и вероятность вернуть Тегеран к диалогу.
Сейчас нам необходим некий импульс – толчок, который бы не дал двери захлопнуться окончательно. И дать такой импульс может Россия. Позиция Москвы относительно того, какие дальнейшие действия должен предпринять СБ ООН, отличается от тех, которых придерживаются США и Европа. Это создает эффект «хорошего полицейского и плохого полицейского», который мог бы оказаться полезным, если им правильно воспользоваться. Вполне возможно, Иран сам хотел бы вернуться к диалогу, надеясь, что Россия спасет его от худшей доли, которую ему готов обеспечить Совет Безопасности. И такая политика РФ не столь плоха, пока Москва придерживается четкой координации своих действий с остальными членами Совбеза.
Сейчас, когда ситуация с Ираном еще не скатилась окончательно к самому плохому сценарию, у России, похоже, остается последний дипломатический козырь. Москва предлагает Исламской Республике участие в международном центре по работе с ядерным топливом, который должен располагаться на российской территории и заниматься обогащением урана, производством топливных элементов и утилизацией отработавшего топлива.
Вариант, конечно, не идеальный, ведь в случае его реализации все уже существующие иранские ядерные объекты должны остаться не у дел. Тем не менее российское предложение само по себе не лишает иранцев права обогащать уран, а просто предоставляет им более эффективный способ производства ядерной энергии, к чему они официально стремятся. Россия могла бы предложить Ирану вернуться к рассмотрению данной опции по следующей схеме.
Для начала иранцам следует объявить, что их программа экспериментального обогащения урана пришла к своему естественному завершению и теперь они готовы сделать паузу, перед тем как приступить к следующему этапу опытов. В это время Иран позволил бы МАГАТЭ возобновить мониторинг своих ядерных объектов. И хотя такой шаг стал бы не более чем восстановлением моратория на обогащение урана, он позволил бы иранцам сохранить лицо.
Далее Москва бы предложила Тегерану перейти к конкретным практическим шагам в рамках процесса по созданию упомянутого международного топливного центра. Россия значительно продвинулась вперед в этом направлении с тех пор, как вела переговоры с Ираном в феврале этого года. Теперь РФ вполне могла бы расширить повестку такого диалога. Иранцы настолько зациклены на обогащении, что забывают об остальных составляющих топливного цикла. Например, о том, насколько дорогостоящей и сложной является проблема отработавшего топлива. Москва вполне могла бы обратить внимание иранцев и на это, склоняя их к мысли, что международный центр – выгодное для Ирана решение.
После этого Россия напомнила бы, что иранцы, возможно, не против возобновления дискуссии и вокруг пакета экономических преференций, предложенных им летом прошлого года «европейской тройкой» (Великобритания, Франция, Германия). Тогда президент Ахмадинежад только-только пришел к власти и Иран отверг предложения европейцев, фактически не рассмотрев их. А ведь они основаны на идеях о более тесном техническом сотрудничестве, в том числе и в сфере ядерной энергетики. Если бы иранцы внимательнее ознакомились с этим пакетом, то, возможно, они бы нашли его более привлекательным, чем технология обогащения урана шестилетней давности.
Таким образом, небольшая техническая зацепка в нынешнем контексте могла бы превратить, казалось бы, безнадежные переговоры в продуктивный диалог. Правда, это может случиться, только если Иран не нацелен на производство ядерного оружия.
Есть, правда, и еще один недостающий элемент – США. Вашингтон, если только пожелает, мог бы включиться в диалог с Ираном о том, какие интересы ему следует преследовать в сфере ядерной энергетики в будущем.
Обсуждение будущего ядерной энергетики, даже если это происходит через посредничество России и европейцев, может так или иначе сблизить Вашингтон и Тегеран на почве общей проблематики. Но для этого США не должны превращаться в машину, безудержно несущуюся к военным действиям против Ирана. Американская политика действительно должна сводиться к тому, о чем говорит президент Джордж Буш, – к продолжению дипломатического процесса.
