Возьмем простую последовательность событий.
На прошлой неделе в Томске помимо основного саммита проходили, как известно, и локальные встречи. В частности, встречались министры культуры России и ФРГ. После этого тема так называемых перемещенных культурных ценностей окончательно засекречена, по словам подчиненных, прежде охотно (или – не очень) комментировавших реальные или мнимые возвраты, отныне все комментарии – в ведении министра Соколова. Так что даже о том, где находится та или иная коллекция, скажем, Бременская или коллекция Кёнигса, вроде бы находящиеся в музейном фонде России, узнать сегодня почти невозможно.
В Уфе накануне первомайских праздников был задержан главный редактор газеты «Провинциальные вести» Виктор Шмаков, суд дал санкцию на арест: по словам жены, Людмилы Шмаковой, представители правоохранительных органов предъявили документы, по которым «муж обвиняется в преступлении, предусмотренном статьей 280 ч. 2 УК РФ (распространение призывов к свержению действующей власти), и, как пояснили представители правоохранительных органов, во избежание попыток скрыть следы или усугубить ситуацию мой муж был препровожден в СИЗО».
На недавнем Всемирном русском соборе митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл предложил законодательству «быть чутким к нравственным нормам» общества и предложил государству пересмотреть законодательные нормы, которые «противоречат мнению большинства», разработать законы, допускающие религиозные организации в образование, армию и здравоохранение.
Когда на днях глава Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой заметил, что, мол, только культура воспитывает сегодня толерантность в обществе и потому возлагать на конфессии все проблемы этики современной жизни в России было бы неправильно, его мгновенно «поправил» протоиерей Всеволод Чаплин. «Культура должна не успокаивать, не служить пустому внутри идолу толерантности, а, как сказал поэт, «глаголом жечь сердца людей». Вот наши различия с господином Швыдким во взглядах на религию и культуру», – сказал священник.
Месяца не прошло с тех пор, как академик Евгений Велихов, секретарь Общественной палаты, написал письмо, в котором предложил запретить чиновникам употреблять слова «евро» и «доллар». Депутаты Госдумы его поддержали.
Тут бы и порадоваться: во-первых, запрет распространяется только на чиновников. Во всяком случае, пока. Во-вторых, пока речь – только об административной ответственности. И, в-третьих, это же все – слова, вернее – за слова. Покупать и продавать наличную валюту пока никто не запрещает. И – пока! – не предлагает запретить. То ли дело при советской власти, когда в УК РСФСР имелась статья 88, каравшая за нарушение правил о валютных операциях и спекуляцию валютными ценностями и ценными бумагами. И наказывали за это лишением свободы на срок от 3 до 8 лет с конфискацией или без конфискации имущества, но с обязательной конфискацией валютных ценностей и ценных бумаг. Правда, при отягчающих обстоятельствах можно было получить до 15 лет, а то и «вышку» (естественно, с конфискацией). И кстати говоря, в этом году можно было бы отметить как раз десять лет, как отсутствует ответственность за незаконные операции с иностранной валютой. При условии, если эту ответственность снова не введут. То есть вернуть ее, повторяю, пока в виде административного наказания, уже предлагается. А там – депутат Чуев или Неверов (он был активен, когда в Большом выпускали премьеру «Детей Розенталя») внесет нужный законопроект. И все вернется на круги своя.
Судя по все более резким заявлениям церковных иерархов и созвучным выступлениям думских активистов, имеются кое-какие надежды и на восстановление «выпавшей» в перестроечное время из УК статьи, которая «отслеживала» и строго карала гомосексуальные связи.
Возвращаясь к тому, с чего начали: засекреченные «культурные ценности» особенно ценились большевиками, поскольку втайне, конечно, удобнее их перемещать в нужном и наиболее выгодном направлении.
Ощущение такое, будто бы возвращение в прошлое, элементы которого отмечались и прежде, то есть фрагментарное и, если угодно, спорадическое, нынче приобретает характер эпидемии, как будто бы прежде приходилось выверять каждый шаг, а нынче, съехав с проселочной дороги, выбрались на шоссе и стало возможным резко набрать максимальную скорость.