Как вернуть взаимное доверие

Масштабная кампания озабоченности происходящим в России объединила как многих представителей властных кругов США, так и местную общественность и СМИ. Наблюдатели этого процесса приводят, как правило, такого рода соображения: эти явления будут нарастать по мере приближения петербургского саммита «большой восьмерки»; обвинения в адрес России участятся с усилением внутреннего противодействия политике Буша; глобальный энергокризис и рост мировых цен на нефть и газ спровоцируют новое давление на Россию и т.п.

Справедливость таких суждений трудно оспаривать. Но дело не в этом. Если задуматься, здесь парадоксальным образом исчезает то, что, по идее, и служит предметом озабоченности: ситуация в самой России. То есть аналитики (кроме откровенных пропагандистов) не говорят: критика будет впрямую увязана с действиями российских властей. Гораздо чаще упоминаются сторонние факторы. Очевидно, амплитуда колебаний американских тревог о судьбах российской демократии все меньше связана с объективными процессами собственно в России.

Рискну предположить, что ситуация с отношением к России не сильно изменится, что бы ни предприняла власть как в направлении, трактуемом как демократизация, так и в том, которое считают противоположным ей. Если говорить проще: дело не столько в России, сколько в самой Америке.

Это не означает, что в России все идеально. Но это значит, что нынешняя американская (как – во многом – и европейская) реакция неадекватна, необъективна. Она усматривает угрозы и проблемы российской демократии отнюдь не в тех рисках, которые очевидны самим россиянам. Слишком уж бросается в глаза (на примере дела ЮКОСа, закона об НПО и др.), что права и свободы в России волнуют иностранцев более всего под углом зрения собственных интересов, а не насущных потребностей самих россиян.

Дискуссии с политиками США сегодня непросты – американская сторона подчас заменяет диалог монологом, обращенный к тому же куда-то вовнутрь. Такое ощущение, что любые аргументы и реальные факты, противоречащие господствующему мнению, просто не попадают на внутриамериканские дискуссионные площадки.

Очень узнаваемая картина, когда правители в целом нормально взаимодействуют с другими странами, в том числе подвергаемыми идеологическим атакам у себя дома, а общественность в это время пребывает «на взводе», постоянно озабочена положением народов других стран. Ведь примерно в таком режиме жил поздний Советский Союз, скажем, образца эпохи «мирного сосуществования».

Нужно отдавать себе отчет в том, что «советизация» Америки – процесс опасный и чреватый новыми конфликтными ситуациями, даже реальными войнами.

Массированные медиакампании и разжигание страстей сегодня мешают трезвому анализу того, что происходит в других регионах, в проблемных странах. Если, скажем, брать самый горячий пример: воинствующая риторика и вызывающее поведение Ирана – это явление, обусловленное сугубо внутрииранскими настроениями и тенденциями, или же это во многом ответная реакция на поведение США? В частности, на расправу над соседним государством? А стал бы Иран в принципе форсировать развитие своей ядерной программы с ощутимым военным привкусом, если бы не высокая вероятность быть атакованным по той причине, что его режим не устраивает внешних «цензоров»?

Что касается отношений Америки с Россией – а это нас волнует, естественно, более всего, – то здесь накал страстей ставит политиков во все большую зависимость от общественных настроений, далеко не всегда трезвых и объективных. Причем это в равной степени касается и США, и нашей страны.

В США подчас складывается не совсем корректное представление о том, как воспринимают в нашей стране сказанное и сделанное на ее счет за океаном. Скажем, поправка Джексона–Вэника, отмену которой в США рассматривают как одну из главных наград за лояльность, у нас служит скорее индикатором уровня абсурда в российской политике Вашингтона. А многие типовые американские «поощрения за демократию», как показал опыт Молдавии, Грузии, Украины, у наших соотечественников вызывают скорее подозрения из серии «Что мы там еще сдали американцам?».

Налицо явная переоценка стремления России заслужить похвалу Вашингтона, равно как и значения других рычагов, вроде той же поправки Джексона–Вэника или «разрешения» на вход в ВТО. Да и поддержки Вашингтоном усилий России в «большой восьмерке».

В итоге у нас лишь усиливается дискуссия по поводу ценности для страны отмены пресловутой поправки, членства в ВТО и прочих «наград за успеваемость». Переводя диалог в «разрешительный» формат, США в итоге растрачивают самый важный капитал в наших отношениях: доверие, только-только начавшее складываться на волне перестройки, постепенно угасавшее и получившее новый шанс после трагедии 11 сентября 2001 года.

Мы сталкиваемся сегодня с тем, что мощнейшая держава мира, позволяющая себе играть мыслью насчет возможности безнаказанно уничтожить любую страну мира, скатывается до какого-то мелочного и беспричинного «русского комплекса» сродни тем, что демонстрируют некоторые соседи России. Страхи и обиды этих малых стран на фоне американского иррационализма в отношении России выглядят даже как-то понятно. Здесь Россия может и должна все же проявлять известную деликатность и терпение, понимая, что стоит за многими резкостями и опасениями соседей. Но как лечить комплексы и фобии у великих держав – тут любая дипломатия может стать в тупик.

Впрочем, выход из него подсказывают сами американцы собственной риторикой. Подлинная демократизация, плюрализм мнений и уважение чужих позиций, свобода и «уведомительный порядок» для каждой нации в выборе путей самоопределения – было бы замечательно, если бы все это нашло воплощение в реальной внешнеполитической практике США. Это нужно более всего самой Америке. Чтобы не утрачивать чувства реальности. Чтобы участвовать в созидании мира, а не метаться по планете, гася очаги антиамериканизма, именуемые «диктатурами». И не плодить «союзников», ныне охотно демонстрирующих порыв к «демократизации», как в эпоху СССР искусно изображали «строительство социализма» с целью сохранения своих режимов.