«Главная пресс-конференция» российского президента во многом прояснила отношение Кремля к некоторым наиболее острым проблемам современности. Речь идет об экстремизме и терроризме, причем не только где-то там, за границей, но и в самой России и в странах СНГ. В частности, оценка ситуации в Палестине после победы на выборах ХАМАСа и в печально известной Ферганской долине, данная президентом Путиным на пресс-конференции, явно расходится с коллективным мнением Запада.
«Министерство иностранных дел никогда не признавало ХАМАС в качестве террористической организации┘ Мы считаем, что одно дело, когда эта политическая сила находилась в оппозиции┘ А другое дело, когда она получила вотум доверия народа┘» – сказал Владимир Путин журналистам.
По этому поводу мне вспоминается один эпизод. Лет пять тому назад, после 11 сентября, гуляя по Ферганской долине, разговорился я с одним прохожим. Холодно было. Зашли мы с ним в чайхану. И там после пятой пиалы зеленого чая он говорит: «Случись у нас в Узбекистане президентские выборы – бен Ладен прошел бы в первом туре». Тогда меня удивило, что местный обыватель не побоялся сказать то, что думает, совершенно незнакомому человеку.
К мнению народа, конечно, надо прислушиваться. Но беда в том, что народ, загнанный в угол, живет одним днем и не думает о последствиях. Простые решения ему ближе, а понятие амбивалентности, с которым часто сталкиваются президенты, недоступны простолюдинам.
Дело, конечно, обстоит куда сложнее. В ХАМАСе есть прагматики, с которыми можно и нужно говорить, много непримиримых, и потому очень вероятна возможность его внутреннего раскола. Но в главном с Путиным можно согласиться. Есть тот ХАМАС, и есть этот ХАМАС. Российский президент призывает этот ХАМАС к отказу от экстремизма, к признанию права Израиля на существование и ко многому другому, разумному и доброму. С этим ХАМАСом можно работать.
И, несмотря на первый испуг мирового сообщества, Путин, судя по всему, не одинок в своей надежде.
Между прочим, наш президент последователен. Возьмем для примера Чечню. Ведь сколько там было боевиков и террористов. Одних замочили, а другие нынче не просто участвуют во власти, но, по мнению многих рядовых чеченцев, руководят республикой. А в центре Грозного стоит бронзовый памятник Ахмад-Хаджи Кадырову, человеку – ни много ни мало, – объявившему джихад России.
После реверанса ХАМАСу интересно узнать мнение президента о трагедии 2005 года в Андижане, вина за которую, следуя официальному мнению Москвы, полностью лежит на исламских экстремистах. Опять цитата из российского президента: «Мы знаем, кто, где, в каком объеме готовил людей в Андижане, которые подожгли ситуацию в Узбекистане┘ Нам не нужен в Средней Азии второй Афганистан. И мы будем действовать очень аккуратно. Нам не нужны там революции┘» Вновь соглашусь с Путиным. Никому не нужен «второй Афганистан», да и революция в Ферганской долине – вещь очень непредсказуемая.
Но попробуем порассуждать о том, что такое «второй Афганистан». Первый, точнее, «самый первый Афганистан», как известно, был следствием крайне миролюбивой и интернационалистической политики СССР. Путин это помнит и потому говорит об «аккуратности действий». Но что такое аккуратность? Безграничная поддержка правящего режима? А если этот режим, несмотря на московскую «аккуратность», зашатается и власть изменится?
А если те, кто сейчас в оппозиции, каким-то чудом войдут в истеблишмент? Что тогда?
Революции не нужны. Но в Палестине и в Иране благодаря демократическим выборам к власти пришли исламисты радикального, даже экстремистского толка. И ничего. Москва готова не только к диалогу, но и к сотрудничеству с ними, в том числе в такой тонкой и двусмысленной сфере, как ядерная индустрия.
Следовательно, дело не в исламизме и терроризме как таковом, а в индивидуальном подходе к нему данного конкретного политика и государства. На терроризм можно закрывать глаза, относиться к нему с пониманием. А можно его и клеймить. Путин это демонстрирует достаточно ясно. Впрочем, как и те, кто поддерживал моджахедов и пестовал талибов. Похоже, что в обоих случаях мы имеем дело со «здоровым политическим цинизмом».
Считается, что главная угроза правящему классу Узбекистана – исламистская «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (ХТИ). Возможно, так оно и есть. Но в любом случае по масштабам и профессионализму террористической деятельности ХТИ супротив ХАМАСа (на его счету как минимум 60 крупных терактов) все равно что Суворовское училище супротив Кантемировской дивизии.
Представим себе совсем уж невероятное: демократические выборы в некоей центральноазиатской республике и уверенную победу на них некоей бывшей террористической организации. И очередную пресс-конференцию – этого ли, того ли – российского президента, на которой он говорит об обретении этой организацией «вотума доверия народа». Ведь скажет. И по большому счету правильно сделает.
Не стреляйте в пианиста. Он играет как умеет.