«Они недовольны тем, что их детей поубивали»

– Александр Порфирьевич, почему работой вашей комиссии недовольны «Матери Беслана»?

– Они недовольны тем, что их детей поубивали. Сейчас конкретно претензии к работе комиссии не высказываются.

Последние 4–5 месяцев – по чьей вине, не знаю – они вообще перестали к нам обращаться. Хотя мы – наиболее открытая структура. У нас наибольшее количество информации. У меня есть свои объяснения, но я их сейчас не хочу оглашать. Они жесткие. Я думаю, людей, потерявших детей, нельзя ни в чем винить... Надо терпеть. Конкретных претензий у них к нам нет. Глухая совершенно позиция: не верю никому – прокурор плохой, комиссия плохая... Матери от нас отвернулись тогда, когда мы перестали приезжать в Беслан. Пока мы туда приезжали, там очереди выстраивались. Потом стали выстраиваться очереди с вопросами, близко не относящимися к Беслану. Бесланская комиссия показала: есть масштабное недоверие власти, а с людьми никто не работает! Пока не приехала бесланская комиссия, стекла в тех домах пострадавших не были вставлены. А как только приехало начальство из Москвы – в тот же день стекольщики все остеклили.

– А почему вы перестали приезжать?

– Потому что всю необходимую информацию мы уже собрали в Беслане. Если будет необходимость, конечно, поедем туда еще. Последние наши встречи с потерпевшими превращались в митинги и даже перерастали в давление на комиссию.

– Почему ваша работа закрыта для публики?

– Я считаю, что закрытый режим – это скорее большой плюс, чем минус. Практика работы бесланской комиссии это доказала. Сейчас у нас возникают сложности с различными показаниями, у нас вопросов больше, чем у матерей Беслана. На последнем заседании такие кипели страсти... Я доволен, что наша комиссия ведет полностью видеозапись – от и до. Потом увидим, кто какую точку зрения отстаивал. Я бы предложил, кстати, до опубликования выводов парламентской комиссии никого не наказывать и никого не награждать. Кроме некоторых случаев очевидного героизма, когда награждаются сотрудники спецслужб, спасавшие детей с риском для жизни... Иногда слов нет, чтобы отвечать на прямые вопросы: за что тот или иной чиновник получил орден после того, что произошло в Беслане? Может, и правильно получил, но давайте сначала посмотрим, что даст расследование.

– Вас часто упрекают в затягивании расследования. Что говорит о сроках работы подобных комиссий мировая практика?

– У американцев 4 года прошло со дня трагедии, а появляются все новые и новые версии. Параллельно с комиссией 9/11, которую считают успешной, ведутся журналистские расследования, самостоятельные расследования родственников. Сейчас у нас на слуху «Голос Беслана», а в США комиссий по проблеме 9/11 было около десятка. И сайт «Правда Беслана» – не изобретение Беслана, аналогичный сайт «Правда-9/11» был в Америке, когда погибло большое количество людей. Там не менее беспощадно критиковалась официальная версия, критиковался доклад официальной комиссии. Мы готовы к этой критике. Каждый имеет собственное суждение. Но замечу: американская комиссия проводила свое расследование в течение 20 месяцев, а начала его почти через год после трагедии. Испанская комиссия работала 14 месяцев по теракту в Мадриде. Есть одна комиссия в Великобритании, которая с 71-го года проводит одно парламентское расследование.

– Какие поправки вы предложили бы в недавно принятый закон о парламентских расследованиях?

– Там есть масса вопросов, которые необходимо урегулировать. Совершенно очевидно, нужно предусматривать возможности рекомендовать президенту отстранять от занимаемых должностей на период расследования тех или иных должностных лиц. Надо также в законе оставить возможность парламенту решить вопрос о сроках. Год прошел, слушали комиссию, остались не удовлетворены или посчитали, что много вопросов осталось не раскрыто... Сейчас этого в законе нет, год – и комиссия закрывается. С другой стороны, чем дольше длится расследование, тем больше всевозможных спекуляций. Я бы предложил установить срок деятельности парламентских комиссий – 6 месяцев. С возможностью пролонгации. Это моя личная точка зрения.

– В чем причины теракта?

– Анализируя ситуацию в Беслане, выходим на тему осетино-ингушского конфликта. У меня вопрос к матерям Беслана: зачем вы требуете от нас национальный состав банды? Для того чтобы идти мстить? Это XXI век? Еще один вопрос к правоохранительным органам. Является ли причиной теракта то, что люди, которые должны сидеть в тюрьме, оказались у школы? Давайте посмотрим – кто бандитов отпустил? А сделал это в июле месяце суд присяжных Ингушской Республики – в точном соответствии с законом оправдали преступника по четырем предъявленным ему темам обвинения, где самое легкое – незаконное ношение оружия.

– Мы должны отказаться на Северном Кавказе от суда присяжных?

– Демократия не знает простых решений. Но пускай бандита, который совершил преступление в Ингушетии, судит суд присяжных заседателей в Мурманской области, а не его дальние родственники и соседи. Все мы граждане РФ. Пусть присяжные судят террористов в Мурманске, Якутии, Калининграде. Почему у нас обязательно бандиты должны сидеть там, где они совершили преступление? Это только возможность преступника уйти от наказания. Совершил преступление в Ингушетии – теперь его судят на Колыме, и там же пусть отбывает срок!

– Известно, что вы горячий сторонник смягчения правил продажи оружия. Вы думаете, в Беслане, если бы жителям дали такое разрешение, террористам не удалось осуществить задуманное?

– В Беслане в первую же минуту захвата школы милиционер, оказавшийся там случайно, первым же выстрелом убил бандита. Вот таких бы родителей на линейке – человек 7–8... Завязалась бы перестрелка, многие имели бы возможность убежать и спастись...

– В Нальчике могло бы это каким-то образом ситуацию смягчить?

– Безусловно, могло. С одной стороны, я держу оружие, где-то зарытое в огороде, другое дело, когда у меня есть удостоверение на право ношения и владения оружием. Оно при мне тогда, когда я посчитаю нужным, когда почувствую – жареным пахнет.

– На Кавказе пахнет жареным постоянно.

– К сожалению, на Северном Кавказе часто пахнет жареным. В Беслане к школе, после ее захвата, пришли гражданские люди – с оружием. В Беслане оружие есть у горожан, и они им воспользовались.

– При штурме школы использовали танки и огнеметы?

– Для уничтожения террористов применяли и огнеметы, и танки. Если кто-то говорит, что мы это замалчивали, он лжет. Огнеметы обнаружили 22 числа. 21-го мы приехали в Беслан, а 22 сентября запротоколировали огнеметы. Имели мы возможность их скрыть? Имели – 100%. Мы ничего не скрыли. Парламентская комиссия не может и не будет отрицать очевидные факты.

– Что мешает сейчас закончить работу?

– Тормозит отсутствие 100% уверенности в собственных выводах. Если бы хотели всех оправдать, нам хватило бы двух месяцев: отчет МВД, отчет ФСБ, добавить чуть-чуть из отчета МЧС... Тормозит и сегодня отсутствие результатов ситуационной экспертизы. Независимые эксперты-профессионалы должны были оценить эффективность работы по освобождению заложников. Пока у нас этого документа нет.

– Кто этим занимается?

– Специальная комиссия из отставных сотрудников силовых и гражданских министерств, ее сформировала Генеральная прокуратура.

– Почему в Беслане появился Грабовой?

– А ведь он там уже появлялся – в первые же дни после трагедии, в октябре. Его же выставили из города, чуть ли не накостыляли по ходу. Почему тогда у него номер не прошел? Потому что после трагедии людьми занимались. Занимались комиссия по Беслану, прокуратура, гуманитарные фонды, психологи... После того, когда их все оставили, вернулся Грабовой. Он тоже решил позаниматься. Он торгует надеждой. В России это самый ликвидный товар.

– Чем Нальчик отличается от Беслана?

– Что меня насторожило – кажется, пошел какой-то новый цикл. Напали на город молча, без объявления причин и каких-либо требований. Они не говорили – Канокова в отставку. У меня есть своя версия этого дела: террористы сейчас спасают репутацию. Они отмываются от смертельного греха детоубийства. Потому что даже их пособники осудили Беслан. Достоверно знаю – внутри банды 1 сентября было возмущение, и «полковнику» пришлось убить несколько человек за то, что они сказали: мы так не договаривались. Им сейчас надо отмазываться. Поэтому они показывают – молодежь на их стороне. Эта акция – демонстративная: они не собирались никого захватывать по-настоящему. Они хотели продемонстрировать свою силу и предстать некими Робин Гудами, а не детоубийцами и охотниками за деньгами.