В ряду трагических и драматических событий нынешнего октября особое место по насыщенности политическим смыслом занимает начало переговоров между Европейским союзом и Турцией. Казалось бы, интересы России лежат достаточно далеко от проблемы отношений между Турцией и ЕС. Но это только на очень поверхностный обывательский взгляд.
Начало переговоров с Турцией – поистине беспрецедентное событие для ЕС. Во-первых, перспектива вступления в союз открывается перед страной, подавляющая часть территории которой находится в Азии. Во-вторых, в ЕС может появиться государство, в котором основная часть населения исповедует ислам и придерживается традиций и стереотипов поведения, отличающихся от европейских. В-третьих, кандидатом становится государство, которое сегодня лишь незначительно уступает Германии по численности населения, а ко времени вступления (обычно в качестве ориентира называется 2015 год) может превзойти ее по этому важному параметру.
Какое отношение все это имеет к России? Самое прямое. Ведь евроскептицизм наших политиков основан именно на том, что европейцы негативно относятся к России, что главными препятствиями на пути России в ЕС станут ее неевропейскость, масштабы ее территории и населения, наш «особый путь», не совпадающий с траекторией развития стран Европы. Пример Турции показывает: глубокие сомнения подавляющего большинства европейцев в целесообразности такой интеграции не помешали ни образованию зоны свободной торговли, ни началу переговоров о членстве в ЕС; в то же время размеры страны, традиции и религия ее населения не стали для самих турок заслоном на пути в единую Европу. И вывод напрашивается сам собой: Россия не идет по европейскому пути не из-за культурной своей уникальности, а из-за безнадежной дремучести своего политического класса.
Какие возможности открывает перед нами начало переговоров о вступлении Турции в ЕС? С одной стороны, это расширяет для России спектр возможностей геополитического выбора: ведь если даже у Турции есть шансы быть принятой в Европейский союз, то и нам путь туда не заказан. С другой стороны, у России появляются и поводы для беспокойства. Ведь старт переговоров о вступлении Турции в ЕС означает, что в течение многих лет европейцы будут невосприимчивы к любым другим интеграционным предложениям. Можно также предположить, что разногласия, которые неизбежно будут вызваны переговорами, усилят противоречия внутри нынешних членов Союза и потому сделают их действия (в том числе и в отношениях с нами) менее предсказуемыми и четкими. Имеет определенное значение и тот факт, что главными сторонниками турецкого членства в ЕС выступают Великобритания и США, а это означает, что Турция окажется по отношению к нам форпостом не столько неагрессивной в геополитических вопросах Европы, сколько имперской Америки.
Отсюда следует: вряд ли вступление Турции в ЕС послужит российским интересам – конечно, если таковые формулируются людьми, обладающими чувством реальности. Ведь жить в стране, граничащей с нестабильными, преимущественно исламскими (и демографически избыточными) регионами Центральной Азии и Закавказья, ощущая при этом стремительный рост соседнего Китая, которому Россия ничего не способна противопоставить, – и радоваться возможному геополитическому ослаблению Европейского союза способны лишь, скажем корректно, немногие. В такой ситуации наиболее логичной – пусть даже и наименее вероятной – выглядела бы политика, имеющая целью сдерживание турецких усилий по вступлению в ЕС, но в то же время постепенно сближающая саму Россию с Европейским союзом.
Последнее не значит, что Россия должна «подать заявку в Евросоюз», за что мне приходилось выступать прежде и противопоказаний против чего сегодня уже не оставляет пример Турции. Возможно, более эффективной попыткой европеизироваться могло бы стать внедрение в Европу наших соседей – Украины и Белоруссии.
Попытка Украины с наскока открыть себе путь в ЕС не увенчалась успехом. Сегодня Украина начинает выстраивать более сбалансированную внешнюю политику, которую московские политики ошибочно считают переориентацией на Россию и, если это так, уже в ближайшее время в свойственной им манере станут предлагать киевским коллегам всякого рода уступки в обмен на замораживание усилий по интеграции в ЕС. Что касается Белоруссии, то здесь ситуация и того проще: политический режим, поддерживаемый Россией в этой стране, вызывает в Европе стойкую неприязнь. Между тем членство Украины и Белоруссии в Европейском союзе скорее нам выгодно, нежели опасно.
Поддержав усилия Украины по интеграции в ЕС и пересмотрев отношение к нынешнему белорусскому режиму, фактически паразитирующему на особых связях с Россией, отечественные политики однозначно включили бы саму Россию в ряд естественных претендентов на членство в Евросоюзе и решительно способствовали бы изменению вектора расширения ЕС с «южного» на «восточный». При этом возможное вступление Украины и Белоруссии в Европейский союз не стало бы их утратой для России, какой стала потеря ею, например, стран Балтии. Доля русского населения (или населения, считающего себя русскоязычным) на Украине и в Белоруссии несравнимо выше, чем в Литве или Эстонии. Поэтому их интеграция в ЕС поистине стала бы для нас открытием Европы. Более того, в рамках такого сценария Белоруссия могла бы превратиться в зону сотрудничества между ЕС и Россией, стать для нас аналогом европейского Гонконга, где могли бы обкатываться различные варианты организации европейско-российского экономического и политического сотрудничества.
В этом (весьма гипотетическом) сценарии есть и еще одна сторона. Интеграция в ЕС 55-миллионных Украины и Белоруссии – гораздо более сложный процесс, чем поглощение постсоветской Прибалтики, и у России оставалась бы возможность торпедировать интеграционный процесс, выйди он из-под контроля. Подыграв своим соседям, Россия обрела бы много бoльшую роль в европейских делах, чем отведена ей сегодня, – и это, разумеется, было бы отнюдь не лишним.
В заключение можно сказать: раскладывание «турецкого пасьянса», начатое 3 октября, далеко еще от завершения. И оно открывает перед Россией массу неожиданных возможностей – возможностей, которые вряд ли упустили бы политики любой энергично развивающейся страны. Но не России, где высшим проявлением мудрости давно уже стало бездействие.