Максим Гликин. Так совпало, что выступление совладельца ЮКОСа Леонида Невзлина в Вашингтоне состоялось на фоне обсуждения в политсообществе доклада замглавы президентской администрации Владислава Суркова на собрании «Деловой России». Сурков и Невзлин, хорошо знающие друг друга по работе в ЮКОСе, а ныне представители антагонистических лагерей, выступали перед совершенно непохожими аудиториями, в разных странах, по разным поводам. Но говорили примерно об одном – о выборе модели развития для их пока еще общей родины. Это не было заочной полемикой, но, по сути, получился полноценный диалог.
Вес кремлевского чиновника Суркова, которого эксперты ставят на второе место в списке влиятельнейших персон страны, несоизмерим с положением вынужденного эмигранта Невзлина (в июньском рейтинге он 66-й). Впрочем, большинство известных представителей либерального лагеря в такие лонг-листы и подавно не попадают. Но дело не в этих формальных признаках. И не в том, какие у кого должности и какие против кого сегодня заведены уголовные дела (завтра должности могут быть утрачены, а фамилии в делах добавлены – см. историю с Касьяновым). Речь об уникальных ролях Суркова и его заочного оппонента Невзлина: никто, кроме этих людей, такой разговор по-крупному в настоящее время не ведет. По разным причинам.
Если условно разделить нынешнюю элиту на сторонников «суверенной демократии» (самый свежий термин Суркова) и сторонников просто демократии – то мы увидим, что у этих двух лагерей практически нет публичных идеологов. И понятно почему. По одну сторону фронта практически никто не хочет или не может говорить о самом главном вслух. Еще несколько лет назад событиями становились доклады Глеба Павловского или Станислава Белковского. Сегодня эти уважаемые эксперты заняты не выявлением умонастроений элиты, но простой пропагандой – а это уже совсем другая функция. В правительстве и Кремле остаются люди либеральных взглядов с хорошо подвешенным языком. Но понятно, что они никогда не будут формулировать задачи по фактическому сворачиванию демократических институтов в России – просто потому, что это противоречит их убеждению. Формулировать же иные задачи не позволяет положение, да и бессмысленно – это все равно что плевать против ветра.
Более влиятельная когорта кремлевских «государственников», чьи чаяния успешно реализуются, тоже молчит. Во-первых, незачем – ибо и так все идет в нужном направлении. Во-вторых – и это главное (потому что некоторые потуги на программные заявления можно все-таки зафиксировать) – элементарно не хватает словарного запаса. Многие из них уже выучили английский, но они не владеют тем языком, на котором не стыдно было бы объяснить хотя бы внутренней аудитории – не говоря уже про международное сообщество, – чего они хотят и чего добиваются.
И только Сурков обладает этим речевым аппаратом. После многочисленных ротаций в высших эшелонах власти остался лишь один влиятельный чиновник, который способен хорошим литературным и одновременно крайне циничным языком (с «лохами» и другими подобными примочками), лаконично, по-деловому, по-современному – рассказать стране и миру: что и почему делает власть. Честно признать: в Кремле убеждены, что нынешнюю недодемократию можно развивать только сверху, только по принуждению, из-под палки. Если ребенок сам не хочет учиться – надо его бить. Такое уж у нас население – инфантильное, глуповатое, вороватое, трусливое. Не получается построить полноценные партии – будем развивать только одну, оттачивать ее левый и правый фланги. Не получается независимое и взвешенное телевидение – оставим его под присмотром государства. Не считаем бизнес достаточно ответственным – обратно национализируем ключевые отрасли. И действовать будем так же, как сейчас говорим: жестоко и цинично. Не остановимся ни перед чем – так и знайте.
Эти значимые слова повисают в воздухе. Их некому подхватить: они пугают даже тех, кто с такими постулатами в принципе согласен (отсюда боязливые реплики представителей «Деловой России» – что, мол, говорилось все не совсем так, не с теми акцентами и нюансами). Но и ответить, парировать – тоже некому. Возможные оппоненты тоже боятся. Или разучились разговаривать на таком уровне (а может, еще не научились). Или находятся на распутье: то ли воевать с Кремлем, то ли все-таки договариваться. А вдруг пустят в Думу? А вдруг не пустят?
И получается, что отвечает за всех только Леонид Невзлин. Тоже не отмечен философскими трудами. Но политик, которого по крайней мере готовы слушать серьезные люди на Западе и который называет вещи своими именами, авторитаризм не подменяет термином «управляемая демократия». И не агитирует Запад поддерживать нынешний российский режим только на том основании, что квазидружеские отношения тактически полезнее, чем открытое осуждение политики Москвы.
Одинокий голос Невзлина – эхом на одинокий голос Суркова. Парадокс в том, что и Невзлин, и Сурков – птенцы одного гнезда. Оба были соратниками Ходорковского. Который, кстати, и сам в письмах из тюрьмы пытался переосмыслить текущий момент исходя из вновь открывшихся – в связи с делом ЮКОСа – обстоятельств. Нестандартная троица из нестандартной компании, для руководителей которой деньги, видимо, не были единственной целью в жизни.
Такие вот неожиданные побеги на развалинах избитой компании.
Возникает естественный вопрос: а где же наша легальная оппозиция – люди, у которых это не хобби, а профессия? Каков ее идейный уровень? Потому ли она недееспособна, что не хватает административного ресурса, или потому, что катастрофически недостает интеллектуального? Хорошо, что на соответствующем уровне оппонировать Суркову могут хотя бы его бывшие коллеги. Плохо, что Невзлин – чуть ли не единственный. Странно, что в этой роли способен выступать лишь человек, у которого нет ни партии, ни должности, чей бизнес в России разгромлен, чье возвращение на родину в ближайшей перспективе невозможно, чья фамилия – в базе Интерпола.
Продолжение темы═см. Текст выступления Леонида Невзлина на заседании Комиссии по безопасности и сотрудничествув Европе (Хельсинкская комиссия) 13 июля 2005 года═и Ясный и громкий сигнал из США
