Пожар высшей категории опасности для власти.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
Появление Владимира Путина в минувший понедельник на не слишком крупном пожаре в «Останкино» стало для всех полной неожиданностью. В прошлый раз, 28 августа 2000 года, когда в результате пожара на Останкинской телебашне погибли три человека, а страна на несколько дней осталась без федеральных телеканалов, Владимир Путин не был замечен около телецентра. Не появлялся он в Североморске во время гибели подлодки «Курск» в августе того же года. Не присутствовал в штабе по освобождению заложников во время событий вокруг «Норд-Оста» в октябре 2002 года и в Беслане в сентябре 2004-го. «НГ» прибегла к помощи телеэкспертов, которые попытались объяснить логику власти в данном конкретном случае.
Бывшему генеральному директору ОРТ (в 1998–1999 гг.) Игорю Шабдурасулову трудно представить мотивы такого посещения, поскольку степень серьезности происшествия не диктовала необходимости появления там президента страны. Тем более что, по его словам, степень защищенности здания АСК-3 очень высока. «Я понимаю присутствие Лужкова, когда произошло несчастье – загорелся Манеж: все-таки центр города, крупный серьезный пожар.
А здесь скорее всего лишь подчеркивание внимания к федеральным каналам», – заявил Шабдурасулов. Госканалы, по его словам, на сегодняшний день являются мощнейшим инструментом формирования общественного мнения.
С ним солидарен и Сергей Доренко, который считает, что в данном случае перед нами пиар-акция, направленная на улучшение имиджа власти. К тому же, по мнению Доренко, это выражение поддержки людям своей команды. «Если бы горела какая-нибудь больница, я думаю, что он бы не поехал, а «Останкино» – это несколько тысяч его верных янычаров».
По мнению телевизионного обозревателя «Известий» Ирины Петровской, власть слишком хорошо помнит о негативной реакции общественности на меланхоличный ответ Путина Ларри Кингу («Что с лодкой?» «Она утонула»), когда родился знаменитый анекдот («А что с башней?» «Она сгорела»). Теперь руководство страны боится остаться в стороне от крупных ЧП. По словам Петровской, «всем было показано, что президент в горящую избу вошел, коня на скаку остановив. На самом деле это имитация активной деятельности высшего государственного лица».
Большинство аналитиков сходятся на том, что власть испытывает огромный пиетет к телевидению и прямую зависимость от него. По мнению экс-главы ОРТ (в 1997–1998 гг.) Ксении Пономаревой, главным инструментом и проводником власти являются именно федеральные каналы. Если событие или человека не показывают по телевизору, то их как бы и нет вовсе. Поэтому, по словам Пономаревой, «телевидение – это наше все, а смерть власти, как у Кощея, на конце останкинской телеиглы, на которой уже сколько лет обещают поставить лифты».
Политтехнолог Марина Литвинович, развивая эту мысль, констатирует, что властная элита опасается потерять контроль над страной в результате любых неожиданных событий. Например, через отключение главных телеканалов страны. Тогда, по мнению Литвинович, может исчезнуть и вся власть, поскольку «такое ощущение, что она держится именно на телекартинке». Благо если раньше, по Ленину и Троцкому, надо было брать телефон, телеграф, мосты, то теперь главная цементирующая общество структура – это федеральное телевидение. Этого же мнения придерживается и телеобозреватель Радио «Свобода» Анна Качкаева, по мнению которой, пожар в «Останкино» нарушает спокойное течение политической жизни, покусившись на ТВ, «главный и существенный инструмент работы власти с обществом и со страной».
Генеральный директор АНО «Интерньюс» Манана Асламазян полагает, что «это страх перед теми проблемами, которые породил пожар Останкинской башни в 2000 году», когда почти неделю зрители были лишены возможности смотреть телевидение. По ее мнению, прилетевший из Германии президент не очень представлял себе размеры пожара и потому решил лично разобраться в происходящем, «благо тут такая счастливая возможность – он ехал из аэропорта домой и смог заехать на пожарище». Заодно показав населению, что заботится о том, чтобы у нас были независимые СМИ, «ведь он действительно считает, что Первый канал – независимый».