Права человека как национальная идея

В последние дни многие сообщения СМИ звучат как сводка боевых действий: пенсионеры выходят на улицы, перегораживают магистрали. Власть находится в замешательстве. Поспешная и непродуманная реформа оказалась столь непопулярной, что срочно изыскиваются способы воздействия на ситуацию: протесты льготников могут привести к «бессмысленному и беспощадному» бунту.

При этом массовые выступления являются лишь верхушкой айсберга и отражают в целом неблагоприятную ситуацию с правами человека в стране. Принятая в 1993 году Конституция РФ формально закрепила либеральную и общепринятую в цивилизованном мире демократическую концепцию высшей ценности человека, его прав и свобод, соблюдение и защита которых является первейшей обязанностью государства. Россия характеризуется в Конституции как социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Но эти слова звучат явным диссонансом тому, что сейчас происходит на улицах.

Ощепринятая модель верховенства человеческих прав и свобод практически не работает. Конечно, определенная вина за это ложится на «толстокожесть» власти, на ее явное нежелание следовать не только конституционным положениям, но и разумной логике взаимоотношений с гражданами. В то же время корни явления надо искать в историческом пути развития России, приведшем, с одной стороны, к постоянному укреплению авторитарного представления, что «власть всегда права», с другой – к зафиксированному в массовом сознании патернализму, возлагающему на государство и власть заботу о всех и каждом и провоцирующему недовольство, когда эта аксиома не действует.

На протяжении столетий у нас создавалось четкое осознание «отдельности» власти. В понимании граждан власть практически не соотносилась с их текущими проблемами. Следствием этого было и отношение властных структур к государству как механизму обеспечения их собственных интересов, хотя по большей степени облаченных в форму «общенациональной идеи». Поэтому различные пережитки становления государственных механизмов управления в России практически всегда приобретали наиболее крайнюю и извращенную форму. Достаточно вспомнить, что крепостничество было отменено всего полтора века назад, а до этого устраивало всех, включая просвещенную элиту.

В советское время соблюдение и защита прав человека если не являлись абстракцией, то стояли на последнем месте среди приоритетов государства. Для большинства же населения права человека сводились к простой формуле равенства в нищете. Главным для этой эпохи являлось дальнейшее размежевание между государством и тем, что мы сейчас называем «гражданским обществом». На протяжении десятилетий XX века государство представало в понимании большинства как отдельная сила, способная карать и миловать, и стремлением почти каждого человека, делавшего карьеру, было как можно больше урвать от «государственного пирога». О правах же человека в обыденной жизни никто и не задумывался.

И сейчас права человека по-прежнему воспринимаются как нечто навязанное извне, как обременительное обязательство перед остальным миром, неспособным понять «особость» исторического пути «богоизбранной» России. Иными словами, и сегодня интересы государства и интересы человека – две большие разницы.

Такой позицией отчасти спровоцированы многие, если не большинство, возникающие в государстве и обществе конфликты, имеющие в своей основе извращенное представление о правах и свободах, формах и методах их защиты.

Государство видит свою задачу не в том, чтобы реально реформировать армию, а в том, чтобы призвать в ряды Вооруженных сил – не важно, какими методами – значительную часть молодежи. А родители и их сыновья считают самоочевидной цель любыми способами уклониться от «почетной обязанности», которая в у них не ассоциируется с их интересами как граждан государства.

Если, например, рассматривать потенциально весьма опасный для стабильности страны и не решаемый годами осетино-ингушский конфликт как противостояние интересов и прав двух этносов, скорый выход на взаимоприемлемое урегулирование не предвидится. И совсем иное дело, если искать решения на пути обеспечения конституционных прав и свобод граждан России, волей и неволей оказавшихся в зоне конфликта.

Еще более показательна в этом плане ситуация в Чечне. Ясно, что потерпели провал силовые решения, исходившие не столько из «необходимости восстановления конституционного порядка», сколько из желания власти навязать свою волю определенному этносу, не думая при этом ни о правах человека, ни о реальных государственных интересах. Выход из «чеченского капкана» видится только на пути признания примата гуманитарных ценностей, законных прав и интересов всех без исключения граждан РФ – чеченцев и нечеченцев. Это очевидно должно рассматриваться как важная национальная задача. Напротив, попытки «откупиться», предоставив Чечне уникальный особый статус, не вполне отвечают интересам страны.

В основе возможности преодоления многих нынешних кризисов лежат, на мой взгляд, прежде всего изменение менталитета государства и общества, отказ от «коридорно-властных» решений, слепого следования им со стороны граждан. Не новая революция спасет Россию, а осознание большинством населения необходимости последовательных шагов в направлении реальной, «общечеловеческой» демократии.

Вопрос в том, чтобы вписаться в апробированную историей модель цивилизованного развития, реализация которой ведет, как наглядно демонстрирует мировой опыт, к процветанию всех граждан и собственно государства.

Разумеется, избрание такого пути не легко и не просто и, может быть, лежит где-то за нынешней гранью представлений большинства граждан, находящихся как во власти, так и вне ее. Только идея верховенства индивидуальных прав и свобод человека, их соблюдения и государством и гражданами может стать подлинно объединяющей национальной идеей России в ХХI веке.