Восточные игры российских «западников»

В последние месяцы ни одна тема не порождала такого множества домыслов и комментариев, как ситуация вокруг ЮКОСа. Все реже ее подавали как пример восстановления законности, годами попиравшейся злостными неплательщиками налогов в лице г-на Ходорковского и Ко, и все более явными становились намеки на политическую подоплеку происходящего. Позже, в результате событий вокруг продажи «Юганскнефтегаза», да и процедуры аукциона 19 декабря, акцент сместился на грубый передел собственности. Но, каким бы ни был исходный план, многое говорит о том, что масштабная игра далека от завершения.

Непосредственно в дни продажи «Юганскнефтегаза» президент Владимир Путин сделал ряд заявлений, из которых следовало, что развалины империи мятежного олигарха могут стать фундаментом для нового витка российско-китайского сотрудничества. Министр промышленности и энергетики России Виктор Христенко конкретизировал эту перспективу: по его словам, 20% акций компании, появившейся на месте «Юганскнефтегаза», могут быть предложены Китаю. На фоне резкого охлаждения отношений с Европой, серьезных споров с Америкой и впечатляющего провала на самом «близком» Западе – Украине – разворот на Восток мог показаться уместным. Но четким обусловлен ли он расчетом или выходящими из-под контроля эмоциями? Ответ на этот вопрос даст только время.

Между тем «процесс пошел». 31 декабря премьер-министр Михаил Фрадков подписал распоряжение правительства РФ щ-1737-р о строительстве нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий океан стоимостью в 10,75 млрд. долл. В пользу прокладки трубы в направлении китайского Дацина давно выступали многие нефтяники, прекрасно понимающие масштаб и устойчивость китайского спроса на углеводороды. Но Путин придал интриге новый оттенок.

Едва ли предложение китайцам (вероятно, уже сделанное российской стороной) «купить себе немного ЮКОСа» призвано загладить скандал, связанный с бесцеремонным отстранением китайской China National Petroleum Corp. (CNPC) от участия в аукционе по продаже 74,95% акций «Славнефти» 18 декабря 2002 года. О заинтересованности в приобретении 15% акций «Юганска» заявила крупнейшая индийская нефтяная компания Oil and Natural Gas Corp. (ONGC). И потому мы наблюдаем скорее всего попытку Кремля сыграть на заинтересованности как Китая, так и Индии в нефтяных активах и заменить госкомпаниями этих стран миноритариев ЮКОСа, осмелившихся отстаивать свои интересы в техасском суде. План неплох; по крайней мере шансы на то, что он сработает на начальном этапе, значительны. Но какими будут перспективы сотрудничества, налаживаемого на этом наскоро построенном фундаменте?

За масштабной хозяйственной сделкой проступает попытка реализовать мечту о российско-китайско-индийском альянсе, идею которого первым озвучил в декабре 1996 года в Дели тогдашний глава МИД РФ Евгений Примаков. Он говорил о возможности создания «стратегического треугольника» Москва–Дели–Пекин. Путин не раз называл подобный альянс базой для «дуги стабильности» в Азии. Подразумевается, что альянс способен положить начало возрождению многополюсного мира, исчезнувшего с окончанием холодной войны. Однако строительство такого союза отнюдь не обречено на успех.

Во-первых, Китай и Индию трудно назвать близкими союзниками; на протяжении десятилетий Пекин поддерживал Исламабад, а не Дели. В обеих странах происходит быстрый экономический рост, и в обозримой перспективе неизбежна конкуренция между ними сначала на азиатском, а потом и на мировом рынке. Кроме того, основным партнером для Китая (который в 2004 году стал третьей державой мира по объему внешней торговли) остаются Соединенные Штаты (на них приходится 429 млрд. долл. экспортных и импортных поставок КНР, или 37,2% внешнеторгового оборота), а для Индии – Европейский союз (24,8% внешнеторгового оборота). Роль же России, обеспечивающей соответственно 2,1% и 1,1% товарооборота Китая и Индии, вряд ли станет для них критически важной в обозримом будущем.

Во-вторых, многое изменилось с тех пор, когда Китай, а позднее Индия воспринимались в Советском Союзе как потенциальные его союзники, реципиенты советской помощи или импортеры продукции машиностроительного комплекса. Сегодня единственным несырьевым товаром, продаваемым Россией этим странам, является оружие. И Индия и Китай избегают заявлений о стратегическом партнерстве с Россией. Этого трудно было не заметить, когда в ходе визита президента Путина в Индию в декабре 2004 года видные индийские политики и эксперты открыто говорили, что «наши отношения с Россией больше не носят особого характера». Но в российских коридорах власти к этим странам по-прежнему относятся едва ли не как к младшим партнерам и думают почему-то, что китайцы стерпят и аукцион по «Славнефти», и прокладку трубопровода, рассчитанного преимущественно на Японию.

На наш взгляд, идея альянса с Востоком в противовес сотрудничеству с Западом глубоко ошибочна. Каким бы впечатляющим ни был экономический рост в странах Азии, он в значительной мере базируется на западных инвестициях и технологиях и подчинен потребностям западных рынков. Сколь ни впечатляли бы восточная управляемость и дисциплина, они прочно сопряжены с общинностью, местничеством и коррупцией. Как бы ни преуспевали наши евразийцы в поиске «восточных» черт в характере русского народа, они не смогут привести ни одного серьезного примера культурного взаимодействия с Востоком. Ни с культурно-цивилизационной, ни с экономической точек зрения Китай, Россия и Индия не образуют и не смогут образовать конгломерат. Мы слишком мало знаем о наших новых «союзниках», чтобы глубоко понимать их, и слишком мало значим для них, чтобы они захотели понять нас.

Мы ни в коем случае и ни в коей мере не выступаем против дружбы наших народов. Но дружба народов – увы – в последнее время редко спасает российских политиков от досадных неудач.