Дмитрий Поликанов По просьбе российской стороны саммит Россия–ЕС был отсрочен до 25 ноября. Обычно к такого рода мероприятиям чиновники относятся с особым пиететом и стараются приготовить несколько новых свидетельств необычайных «успехов». Однако особенностью этого саммита скорее всего станет именно отсутствие каких-либо «прорывов» в отношениях с объединенной Европой.
Сегодня наблюдается общее снижение интереса к России со стороны западных стран. У людей, принимающих решения в западных странах, утвердилось прагматично-скептичное отношение к происходящему в России. Никто никогда не строил иллюзий и по поводу ее демократичности. Европа применяла к Москве высокие стандарты, ибо рассматривала ее как «свою». Ожидалось, что конечным итогом партнерства станет именно интеграция России через гармонизацию законодательства и ценностей. Именно поэтому критика за отход от демократии была такой жесткой и отнюдь не безосновательной, даже по мнению самих россиян.
Кстати, последние опросы показывают, что 37% населения считают справедливой (46% – несправедливой) критику со стороны Запада в адрес российской власти. В обществе, которое часто обвиняют в ксенофобии, холопских настроениях и исконной любви к самодержавию, более трети опрошенных готовы прислушаться к аргументам Запада и настороженно следят за судьбой демократии в России. Верхние слои общества не исключение – в элитных Москве и Санкт-Петербурге таковых 57%.
Но при этом двойные стандарты Запада и его неспособность решить собственные проблемы уже привели к волне разочарования в России, даже в тех либеральных слоях, которые в 1990-е годы смотрели на Европу и США с надеждой на готовые решения, пригодные для заимствования и внедрения на российской почве.
Поэтому сегодня, когда идея взаимопроникновения отложена до лучших времен, вопросы демократии увязываются с эффективностью государственной машины, в том числе и в сфере экономики. «Дело ЮКОСа» высветило целый спектр проблем, связанных с ростом коррупции и неповоротливостью российской бюрократии. Неэффективность оппозиции, отсутствие у Владимира Путина кадров и консолидирующей политической силы для того, чтобы нарастить мясо на скелете вертикали власти, – все это может лишь усугубить пороки системы. К этому можно добавить ограниченные возможности для увеличения экспорта энергоресурсов, работающие на пределе мощностей трубопроводы, отсутствие капиталовложений даже в модернизацию «нефтяной иглы», всепоглощающая мощь непрозрачного «Газпрома». Разумеется, такое положение дел не может не вызывать беспокойства у Запада, которому важно, чтобы Россия соблюдала свои обязательства хотя бы в этой стратегически важной сфере.
Не меньше неопределенности и во внешней политике. С одной стороны, ясно, что западный вектор в ней гораздо сильнее восточного. Однако Москва до сих пор не смогла донести до Европы и США своей четкой позиции по ряду проблем. Очевидно, что Россия склоняется к американской модели превентивных действий по обеспечению безопасности и в меньшей степени приемлет европейскую идею взаимозависимости и мягкой трансформации. В той области, которая наиболее перспективна для российско-американского взаимодействия – борьбе с терроризмом, – нашей стране все-таки ближе европейское видение. Российское понимание терроризма никак не сочетается с глобальной концепцией, поскольку оно замкнуто на Чечне и финансовой помощи чеченским сепаратистам извне. Даже список стран, укрывающих террористов и представляющих потенциальную угрозу, у России ближе к европейскому, чем к американскому.
Итак, для рациональных европейских бюрократов важно, чтобы Москва обеспечила выполнение двух основных функций на контролируемом ею пространстве. Это малокоррумпированная экономика, включая бесперебойные поставки энергоресурсов и открытые рынки для европейских товаров, и поддержание безопасности и стабильности. Для этого нужно сотрудничество в конкретных областях и по узким техническим вопросам. До партнерства же, тем более стратегического, Россия пока, по их мнению, не доросла.
Аналогичный подход исповедуют и российские чиновники. При этом они всегда могут опереться и на общественное мнение. Лишь треть россиян хотели бы жить в единой Европе, а большинство настроены на прагматичное взаимодействие в энергетической и торговой сфере, а также вопросах военно-технического сотрудничества и борьбы с терроризмом.
На практике же наблюдается обратный эффект – работа над документами о четырех пространствах и декларации о партнерстве. Из всех инициатив наиболее жизнеспособен энергетический диалог, хотя и он идет с большими препятствиями. Пространство науки и культуры потребует многолетних усилий по информированию населения и формированию дружественной ЕС элиты. Пространство внешней безопасности натолкнется на вышеназванные айсберги в тумане российского внешнеполитического курса и замедленную военную реформу. Внутренняя безопасность невозможна без серьезной трансформации российских силовых структур, усиления гражданского контроля над ними и гармонизации законодательств. Значит, в лучшем случае речь может идти об обмене информацией, совместном оборудовании границ и биометрических паспортах, а не о единой системе и едином представлении о безопасности внутри территории большой Европы. Экономическое пространство также невозможно без сближения норм и правил регулирования, а также ликвидации дисбаланса в торговле. Таким образом, пространства, о которых говорят уже почти два года, могут вновь превратиться в миф и источник разочарований для обеих сторон.
Чтобы этого избежать, стороны должны окончательно закрепить идею конкретного и прагматичного сотрудничества, отказавшись от деклараций и не соответствующих реальности установок на «стратегическое партнерство», которые все равно не будут имплементированы бюрократией.
Дарья Гармоненко 
