Реклама на крови

Плач по погибшим. Стон раненых. Первые венки на первых похоронах. Первые – они же последние – отставки. Первая реакция: боль, страх, жалость, ненависть. Первые письма в редакцию. Почтовый ящик отдела культуры переполнен срочными сообщениями: такой-то театр отправил такую-то сумму в помощь семьям погибших в Беслане, такая-то культурная организация выделила столько-то на реализацию специальной программы по сплочению сил доброй воли и отпору террору, такой-то знаменитый дирижер решил перечислить гонорар за концерт в фонд пострадавших города Беслана.

Я нежно люблю нашу интеллигенцию за то, что всегда в трудную минуту жизни родной страны она готова громко заявить о себе. Нет, ни на какие митинги никто, разумеется, не пойдет, не интеллигентское это дело – по площадям шастать, пусть хоть всю страну повзрывают. А вот поставить весь мир в известность о том, что непонятно откуда взявшиеся деньги отправляются в помощь пострадавшим от теракта, – с этим проблем нет. Оперативность, которой всем нам, сотрудникам ежедневной газеты, еще учиться и учиться. Благотворительность – дело благородное, кто ж спорит. Только можно подумать, что, кроме как в дни трагедий, никому ни деньги, ни помощь не нужны. Детишки нигде не голодают, на операции тысяч долларов никому не нужно, старики жируют в своих домах престарелых. Да и регулярная тихая помощь, она ведь, кроме лишних затрат, ничего с собой не несет. Какая с нее реклама? А тут – вон оно, и в благородстве будешь замечен, и какой-никакой куш в виде самопиара сорвешь. Удобно. Реклама, она всегда реклама, хоть на рекламном щите, хоть на трупах. Люблю интеллигенцию за вечную сопричастность.

А некоторые наоборот – ни-ни, гори она огнем, эта реклама. Вот мы тут из редакции позвонили одному известному деятелю культуры, он за границей сейчас гастролирует. Спрашивают его: «Что вы можете сказать по поводу трагедии в Беслане?» Так он, бедолага, застеснялся, как первоклашка в магазине «Интим». Я, говорит, ничего сказать не могу, а то ляпну что-нибудь неадекватное, я ведь тут только по Cи-эн-эн всю информацию получаю. Ему виднее, наверное, можно и впрямь что-то неадекватное по такому поводу ляпнуть. Вдруг чего не понял из убогих репортажей Cи-эн-эн, вдруг не сообразил, что это террористы школу захватили, а не школьники на мирных боевиков напали. Такой вот скромный человек, и никакой рекламы ему не нужно. Ну правильно, ему ведь еще госдотации просить, а ну как брякнет что непутевое. Нежнейше российскую интеллигенцию люблю за скромность.

А еще за смелость. Вышел указ президента о двухдневном трауре, так что ж нам теперь, повеситься? Как бы не так! Нам указ президента не указ. Мы как запланировали комедии в кинотеатрах, так и будем крутить. Как концерты в ночных клубах еще когда объявили, так хоть три указа выйди – концерт состоится при любой погоде. Не дадим себя запугать. Русская интеллигенция, что бы ни говорил Ленин, никакое не «г...но нации», а ее совесть. А совесть должна быть чистой и в грязных политических играх не замешана.

Интересно вот только – пройдет какое-то время, и куда вообще денется «совесть нации»? Тому террористу, которого задержали, ему ведь 24 года. Это значит, что почти всю свою сознательную жизнь он прожил на войне. Десять лет назад началась первая чеченская. Ему тогда было 14. Он видел, как его отец, старшие братья, друзья отца и старших братьев шли воевать. Наверняка он просил их: «Дайте мне ружье, я тоже хочу!» Он не знает ничего, кроме войны. Он четко знает, где враги. Но вряд ли он знает, что это такое – читать. Или слушать музыку тех, кто сейчас забрасывает газеты «рекламой на трупах». У него и его ровесников родятся дети, а в скором времени поумирают те, кто знал, как живется в мирное время. Но хотя бы его внукам еще расскажут, что были времена, когда мужчины кругом не ходили в камуфляже. А потом следующее поколение уже не услышит ни от кого рассказов о мирной жизни, рассказать-то никто не сможет. К тому времени все уже будут жить на войне. Вырастет поколение, которое будет делить мир на врагов и не врагов, на военных и штатских, на вооруженных и безоружных. И вот оно уж точно никогда не узнает, что такое музыка, книги, театр. Может, тогда кто-нибудь схватится за голову: а где она, совесть нации-то? А совесть нации, оказывается, еще много лет назад решила для себя: вооруженные люди в камуфляже – это где-то там, за пределами рампы, оркестровой ямы, киношного кадра. И скромное «молчание ягнят» обернется трагедией, той трагедией, которая губит и не такие цивилизации, как наша.