Анатолий Костюков. В Барнауле шестой день держит голодовку депутат Государственной Думы Михаил Заполев. Так он голосует против законопроекта о монетизации льгот. Зрелище, прямо сказать, диковинное. Голодующий депутат – все равно что плачущий большевик. И то и другое – политический казус, выраженный физиологическими средствами. Понятно же, что для участия в законодательном процессе депутату дан мандат, а не желудок. Даже если у парламентариев возникает острая нужда что-нибудь объявить, почему же обязательно объявлять голодовку? Они вправе объявить, например, вотум недоверия правительству или импичмент президенту.
Страдающего в Барнауле думца извиняет, пожалуй, лишь то, что он член КПРФ, наследник тех самых большевиков, из которых трудно было выжать слезу, но от которых можно было ждать любого сумасбродства. По этой же причине радикальная акция Заполева вряд ли найдет горячий отклик в политических массах и повлечет за собой какие-либо последствия, кроме ущерба для депутатского здоровья. Хотя, как знать┘ Импичмент российский парламент пытался объявить дважды, вотум недоверия правительству – раз пять. Последствия это если и имело, то только для самого парламента. А вдруг экстравагантный поступок алтайского депутата произведет эффект как раз потому, что он – из ряда вон? Вдруг благодаря этому жертвенному акту в России начнет утверждаться совершенно новое представление о формах и методах реального политического действия? Это, конечно, было бы чудом, но чем история не шутит┘
То представление о единстве стратегии и тактики, что господствует сегодня, вынесено нашими политиками из западных книжек. Согласно этим прописям, радикальные средства политической борьбы приемлемы только для организаций с радикальной идеологией. То есть для тех, кто вынашивает какие-нибудь завиральные и даже нездоровые планы: остановить глобализацию, воссоздать СССР, искоренить еврейство, захватить побережье Индийского океана и т.п. В нашем случае это правило распространяется на организации типа лимоновской НБП, «Реввоенсовета», баркашовцев, «Авангарда Красной Армии», «Молодежного левого фронта», анпиловцев и проч. Этим людям простительно швыряться в представителей власти продуктами питания, подрывать монументы, устраивать несанкционированные шествия, получать «демократизатором» по голове, а еще лучше – лет пять отсидки. На то они и экстремисты, чтобы вытворять черт знает что.
Другое дело – партии, которые борются за нормальные общечеловеческие идеалы. Их вера требует крайней щепетильности в выборе средств. Солидность и благочиние – вот их стиль. Скажем, партия «Яблоко» взялась защищать пострадавшую от реформ интеллигенцию. И было время, когда некоторые горячие головы советовали Григорию Явлинскому пройтись от Дубны до Кремля в колонне протестующих ученых, потом помаршировать вместе с обнищавшими медиками или поголодать за компанию с учителями, не получающими зарплаты. Явлинский ничего такого делать не стал, потому что для респектабельного политика это моветон, дешевый популизм. Респектабельному политику полагается бастовать в Думе, митинговать в телевизоре, голодать в клинике доктора Волкова, ходить на встречи к президенту и ездить на сессии ПАСЕ┘ Средства должны соответствовать цели, форма – содержанию.
Коренной недостаток этой заемной догматики состоит в том, что она игнорирует как опыт вечевых демократий Новгорода и Пскова, так и особенности «управляемой демократии» советского и постсоветского периодов. Зачем равнять нас с какой-нибудь Бельгией или Норвегией? Тут вам не там, как сказал бы Виктор Степанович Черномырдин. В нашем отечестве любое, самое скромное требование, чтобы быть удовлетворенным, должно быть выражено с максимально возможной экспрессией. Слово, сказанное без надрыва, здесь никто не услышит. Если ты, допустим, хочешь запретить ввоз ядерных отходов, то придется всей партией ложиться на рельсы. Если ты против истребления лесных богатств страны – выводи партию в тайгу и приковывай ее к деревьям. Это самое малое, что от тебя потребуется.
Игнорирование отечественной специфики делает нашу публичную политику непонятной для широких слоев общественности. С одной стороны обывателя осаждают группки буйных молодых людей, которые готовы пойти за свои убеждения хоть в тюрьму, но за которыми не хочется следовать, потому что у ребят, кажется, не все в порядке с головой. С другой стороны выстроились солидные, степенные политики, которые обещают только доброе и разумное, но которые вряд ли сделают хотя бы половину того, что необходимо по условиям задачи. Электорату, грубо говоря, предлагают выбирать между хулиганом и болтуном. На последних думских выборах самую привлекательную программу представил, пожалуй, блок Селезнева–Миронова. Там, если кто читал, было все, о чем мечтают по крайней мере 90% россиян: достойная зарплата, социальные гарантии, спокойная старость, все права и свободы... Но электорат не повелся на эту замечательную программу. И понятно, почему. Электорат сообразил, что для выполнения своих планов Селезневу с Мироновым придется идти на баррикады, а они, ясное дело, туда не пойдут, это не их стиль.
Не знаю, как подействует на политические умонастроения отчаянный поступок депутата Заполева, но в нашей недавней истории уже был яркий пример политического поведения, адекватно отразивший национальную специфику. Четверть века назад несколько диссидентов написали на куске материи «Соблюдайте вашу Конституцию!» и пошли с этим транспарантом на Красную площадь. Требование молодых смельчаков было самым невинным. Люди вступились за советскую Конституцию – что тут революционного, где тут покушение на устои? Иностранцы долго не могли понять, за что ребят укатали в тюрягу. А дело было не в Конституции, покушением на устои стал самовольный выход на главную площадь. «Как они посмели?!» – вот что ужаснуло тогдашнюю власть. Так форма оказалась существенней содержания. Уже ведь мало кто и помнит, что там у них было на транспаранте, в памяти запечатлелся только их стремительный марш-бросок по священной брусчатке. А что останется от нынешних борцов? Штабеля партийных программ? Гектары предвыборных интервью?
