Анастасия Корня На днях министр юстиции Юрий Чайка доложил президенту о том, что в его ведомстве заканчивают доработку Закона «О противодействии терроризму». Силовиков собираются вооружить самым совершенным оружием, какое только можно представить, – правовой базой, написанной под их же диктовку. «НГ» удалось познакомиться с основными положениями новой концепции борьбы с главным врагом нашего государства.
В Минюсте говорят, что проекта закона как такового пока нет. Есть только общая концепция, более-менее детально проработаны отдельные положения. Что получилось – не показывали даже силовым министерствам. Хотя в принципе здесь не скрывают, что во многом ориентировались на предложения именно этих ведомств, и прежде всего ФСБ. «Они не видят в ныне действующем законе тех положений, которые им необходимы, – пояснил «НГ» начальник департамента законодательства о государственной безопасности и правоохранительной деятельности Минюста Сергей Никулин. – Например, в ФСБ справедливо отмечают, что могут быть установлены разные виды контртеррористической операции, разные режимы – точно так же, как это было в свое время сделано в Законе «О чрезвычайном положении». Потому что одно дело, когда применяются пушки и танки, другое – когда действует чисто полицейская операция, которой руководит рядовой полковник. Это должно по-разному регулироваться».
Идея различных режимов контртеррористической операции не нова. Проект по этому поводу фигурировал еще в Думе третьего созыва – но он предполагал, что любая операция должна подтверждаться решением парламента. «Мы тогда только потому его и не поддержали, что считали: должна подтверждаться Думой только та операция, в которой принимают участие войска, – говорит член комитета по безопасности Госдумы Геннадий Гудков. – Если это менее масштабная операция, то при чем здесь Дума? Идея это здравая, и если Минюст действительно с ней будет выходить, то ее надо поддерживать. Потому что действительно, на мой взгляд, надо на определенных территориях вводить режим ограниченного или даже полного чрезвычайного положения, отменять или приостанавливать ряд законов, вводить дополнительные меры безопасности. И, конечно, решение о применении войск, да еще такое длительное, как в Чечне, должно получать поддержку парламента».
Законопроект Минюста предполагает «детализацию функций государственных органов, участвующих в противодействии терроризму». Однако, похоже, в создание «стройной системы таких органов» парламентский контроль вписывается с трудом. Согласно проекту, планируется усилить роль Федеральной антитеррористической комиссии: уточнить ее правовое положение, статус и полномочия. А федеральные органы исполнительной власти, участвующие в противодействии терроризму, будут подразделяться на специально уполномоченные, то есть наделенные исключительным правом проведения силовых и оперативно-боевых мероприятий (МВД, ФСБ, Минобороны, СВР), и иные уполномоченные, чья основная функция – оказывать содействие специально уполномоченным органам. Проще говоря, при возникновении кризисной ситуации исполнительная власть любого региона автоматически ставится в подчиненную по отношению к силовикам позицию.
Судя по предложениям разработчиков, в Чечне введение особого правового режима контртеррористической операции будет, по сути, означать введение чрезвычайного положения. Но режимом ЧП все это называться не будет – чтобы не было других осложнений правового характера.
«Очевидно, что речь идет о поиске правовых механизмов, которые позволят и воевать, и выборы в Чечне проводить, – констатирует председатель движения «За права человека» Лев Пономарев. – С самого начала ясно было, что с вводом войск в республике следовало ввести и чрезвычайное положение. Этого не сделали. Нарушили все, что только можно... Но, понимая, что все это будет обсуждаться на международном уровне – и в Европейском суде по правам человека в том числе, теперь из этой коллизии пытаются найти какой-то выход».
Действительно, новая редакция антитеррористического закона готовится не без учета замечаний европейских экспертов, которые рекомендовали более тщательно прописать права действующих участников контртеррористической операции – проще говоря, федеральных сил. Более того, авторы нового закона намерены наконец дать точное определение таким понятиям, как терроризм и террористическая акция.
И здесь мы пытаемся вообще оказаться впереди Европы всей, потому что работа над общеевропейской конвенцией о борьбе с этим мировым злом идет с большим скрипом. Россия давно выступает за унифицированное положение по терроризму, позволяющее подвести под международный уголовный стандарт явление, которое местами еще квалифицируют как национальные освободительные движения. Но пока не очень получается. В Европе наши предложения вежливо выслушивают, но предпочитают сохранять дифференцированные подходы. «Мы у себя отошли от идеологической оценки этого явления, – пояснил Сергей Никулин. – И, конечно, обращаем внимание на то, чтобы наши подходы соответствовали международным. Но дело в том, что международное законодательство – оно как раз более отсталое по сравнению с нашим».
Еще одна примечательная особенность проекта – объемный комплекс мер, направленных на борьбу с финансированием терроризма. И похоже, в ближайшее время эта тема еще будет актуализирована: вчера президент внес коррективы в состав межведомственной рабочей группы, которая готовит концепцию национальной стратегии противодействия легализации преступных доходов и финансированию терроризма. Руководителем рабочей группы назначен помощник президента Виктор Иванов, его заместителями – заместитель секретаря Совета безопасности РФ Валентин Соболев и руководитель Федеральной службы по финансовому мониторингу Виктор Зубков. В составе группы также будут работать заместители глав МВД, ФСБ, СВР – все вполне логично. Однако вот судьи Верховного и Высшего арбитражного судов плохо вписываются в группу из 23 высокопоставленных чиновников, большую часть которых, по новой классификации, можно было бы отнести к группе специально уполномоченных ведомств. По идее Фемиде следовало бы оставаться над схваткой.
