Человечество смеясь расстается со своим прошлым. Россия пыжась и тужась пытается хоть кусочек из этого прошлого себе оставить. Но ракеты теперь делают все кому не лень, Енисей давно перекрыт, а в области балета и без нас есть кому его славу составить. Еще в то приснопамятное прошлое в России (тогда – Советском Союзе) был Московский кинофестиваль. Московская публика раз в два года делилась на суперэлиту, просто элиту и тех, кто не смог достать билеты на фестиваль. К суперэлите относились те, кто сумел завладеть книжечкой билетов в Дом кино на внеконкурсную программу, к элите – те, кто за время фестиваля был вхож от случая к случаю в залы, где крутилось фестивальное кино. А те, кто имел отношение к кинематографу, на время становились небожителями, вершителями судеб – в общем, по своему весу в обществе приравнивались к дантистам и гинекологам.
Потом фестиваль долго болел, потом умер, Фениксом восстал из пепла, однако крышу у него снесло. Почему-то решили, что та профанация, которой был в прежние времена Московский фестиваль, вполне может быть перенесена во времена нынешние. Когда-то он выполнял одну из функций рупоров советской системы, показывая всему миру, что и советские любить кино умеют и не всегда побеждать коллегам из соцлагеря, а можно, например, и Феллини. За нарядной ширмой фестиваля ничего не происходило, здесь не продавали и не покупали кино, пресса не пахала до седьмого пота, пиаря фестиваль, потому что никому это не было нужно. Одна-единственная приятность от фестиваля все же была: здесь действительно показывали кино, которое московская и советская публика, спрятанная за железным занавесом, больше нигде посмотреть не могла.
Пришли иные времена. Московский фестиваль получил категорию «А», то есть приобрел право первой ночи на конкурсные картины. Фестиваль запестрел звездами. Иногда среди журналистов стала слышна иностранная речь. ММКФ разросся, прирос строкой в бюджете и спонсорским пакетом, но основной своей функции, как ни странно, не утратил. За его яркой ширмой опять ничего не происходит. Тратятся деньги, зазываются звезды, говорится много слов о мировом значении ММКФ, но здесь все и кончается.
Принято говорить, что практически каждый фестиваль более интересен своей внеконкурсной программой, нежели конкурсной. Когда речь идет о Московском фестивале – бесспорно. Для фестиваля класса «А» конкурс столь низкого уровня – факт постыдный. (Кстати, неожиданно самыми интересными в конкурсе оказались российские фильмы: «Папа» Владимира Машкова, да и тот, по сути, – киноверсия табаковского спектакля «Матросская тишина», откуда и принес Машков свою роль, никак не сославшись, впрочем, на Табакова; «Время жатвы» Марины Разбежкиной и «Свои» Дмитрия Месхиева, – при множестве претензий к ним их можно выделить в отдельную группу достойного кино.) Любой фестиваль, будь у него трижды интересная внеконкурсная программа, затевается в первую очередь ради конкурса.
Попасть в конкурс престижного фестиваля почетно и должно являться мощным стимулом для дальнейшей прокатной судьбы. На Московский фестиваль либо отдают фильмы, которые отчаялись пристроить на действительно престижный фестиваль, либо приглашенная звезда тянет за собой фильм, как это было в случае с американской поделкой «Иная лояльность», приехавшей в конкурс в нагрузку к исполнителю главной роли Руперту Эверетту. Или Шон Пенн с Джеком Николсоном два года назад «привели» за собой более чем среднюю картину «Обещание». Исключение составил, пожалуй, один Тарантино, который действительно всерьез озабочен раскруткой своего «Билла». Приезжая в Москву, гости даже не заглядывают в кинозалы, а прямиком отправляются на культурную программу, осваивая кто музеи, кто – рестораны с водкой-икрой-селедкой, а потом обязательно – Николину Гору. Кинофестиваль оказывается лишь поводом затащить в Москву энное количество знаменитостей, представив их личными гостями Михалкова, что уже само по себе дезавуирует саму идею кинофестиваля.
Разные фестивали с прессой работают по-разному. На Берлинском, например, с пишущей и снимающей братией обращаются по-свойски, на Каннском – очень официально, но по делу всегда всего можно добиться, в Венеции в пресс-центре легкий сумбур, но при желании договориться тоже можно обо всем. Одним словом, любой фестиваль понимает: именно пресса помогает раскручивать этот огромный маховик, бесплатно пиаря сам фестиваль и фильмы, которые в конечном итоге приносят деньги, а значит, и огромные дивиденды фестивалю. С ММКФ такое не проходит. Здесь не надо раскручивать ни фильмы, ни фестиваль, потому что все прекрасно знают: фильмы, побывавшие здесь в конкурсе, никогда приличного проката иметь не будут. Имя обладателя главного приза, как правило, забывается через час. Кино само по себе никаких дивидендов его организаторам не приносит. Потому и к прессе отношение по принципу «здесь все свои, кроме вас, мамаша».
В буфете пресс-центра – нереальные ресторанные цены, сотрудники службы интервью не знают, как правильно произносить имя Мерил Стрип, и добиться, кто за что отвечает, а уж тем более – до этого человека добраться не представляется возможным. На Каннском фестивале в принципе можно при очень большом желании обойти 5 тысяч журналистов и получить интервью у Бандераса или Хэнкса, пусть и потратив на это несколько дней, и всегда четко знаешь, какое пиар-агентство занимается тем или иным фильмом, той или иной звездой, можно всегда прийти в их офис и поговорить даже с главой какого-нибудь крупного агентства. В родных же пенатах приходится выслушивать невнятные хамоватые отповеди юных сотрудников пресс-центра, не обученных элементарной культуре делового общения. Впрочем, что можно требовать от мальчиков и девочек в пресс-центре, если сам генеральный директор фестиваля Ренат Давлетьяров позволяет себе в кулуарах Дома кино изъясняться матом.
Наконец, ММКФ который год умудряется обходиться без кинорынка. Для крупного фестиваля, коим мнят ММКФ его организаторы, это просто смешно. Но объяснимо. Кто и что будет здесь покупать? Все, что можно было купить, уже куплено и здесь же показано. А что не куплено, то и быть куплено не может в силу огорчительного качества. Зато обертка яркая, как Мерил Стрип, Эмир Кустурица и Руперт Эверетт, вместе взятые. И строка в бюджете есть. Очень даже представительно. Как парад на Красной площади. Как скульптуры Церетели. Как храм Христа Спасителя. И правда, хватит во всем реальный смысл искать. Он все равно не для нас.