Екатерина Барабаш В конце 60-х мы впервые смотрели «Мертвый сезон», и я, неистово влюбившаяся тогда в Баниониса-Ладейникова, рыдала, когда герой с поврежденной ногой сидел у останков машины и грустно-иронично говорил своим недругам: «Обязательно напишите в протоколе, что при аресте я не оказывал сопротивления». А я, сжав кулачки, кричала: «Ну давай сейчас ногой ему под дых и беги!» Он не бежал, а потом ранним утром на мосту его меняли на коллегу «с той стороны».
Но скоро нагрянул Штирлиц с компанией нарядных эсэсовцев, вызвал всесоюзный шок, прокатился по телевизору раз, другой, третий, разметало его по анекдотам и пародиям, а про моего Ладейникова и думать забыли. Кстати, по иронии судьбы на роль Ладейникова пробовался и Вячеслав Тихонов, будущий Штирлиц, но Банионис «переиграл», хотя его долго не хотели утверждать – слишком негероический типаж.
Прошло чуть больше тридцати лет с «рождения» Штирлица, а анекдоты о нем до сих пор рождаются где-то в воздухе, в болтовне, ткутся из нелепых оговорок, игры слов, воруются из старых анекдотов. Двенадцать вечеров подряд черно-белый экран погружал нас в жизнь, о которой мы до того момента ни сном ни духом. Какие, оказывается, красавцы были фашисты! Как свободно они говорили по-русски, не делая при этом тупо-агрессивного выражения лица и не талдыча «йа, йа, йаволь!». У некоторых под формой билось человеческое сердце, а под высокой фуражкой ворочались мозги. Раньше такое в голову никому не приходило.
Подозреваю, что Штирлиц привлекал нас менее всего. Вынь его из антуража – и останется ходульный, типично советский – красивый, хитрый, бесполый и благородный – разведчик, чьи заслуги перед Отечеством усугубляются еще и тем, что он перехитрил неожиданно умных фрицев. Он выиграл, переправил Кэт на Родину и вернулся в Берлин работать. Ладейников тоже выиграл, переправил комичного Савушкина (Ролан Быков) на Родину, приняв огонь на себя, и сел в иностранную тюрьму. При том что героизм Ладейникова сомнений не вызывал, а «Мертвый сезон» обрел огромную популярность, со Штирлицем ему было не тягаться. «Мертвый сезон» был односерийным кинофильмом (режиссер Савва Кулиш хотел сделать две – не дали), «Мгновения» – 12-серийным телефильмом, что заранее обрекало его на успех. «Сериальность» заложена в мозгу что зрителя, что читателя, и не зря сейчас даже книги стали выпускать сериями.
Кто для зрителя был Ладейников-Банионис и кто был Штирлиц-Тихонов? Литовец, почти иностранец Банионис, явившийся нам до того хоть в блистательном, но не всем понятном фильме Жалакявичюса «Никто не хотел умирать». Сейчас героев того фильма называют партизанами и борцами против оккупантов, а тогда они были бандитами. Актер, который никогда в кино не говорил своим голосом из-за сильного акцента (кроме «Берегись автомобиля», да и то – играет-то гада), его всегда озвучивал Александр Демьяненко. Из полузаграничной глубинки – никому не известного литовского городка Паневежиса. Что его там держит, когда все умные и даже не очень умные люди давно перебрались в Москву? Да и прототип Ладейникова, как думали многие, – человек с непонятным именем Рудольф Абель (на самом деле фильм снимался по кусочку биографии Конона Молодого) – кто такой, почему имя нерусское? Какой-то он подозрительный, этот Ладейников, не то что свой в доску Тихонов.
Штирлица сразу и навсегда приняли как родного. Володька Осьмухин из «Молодой гвардии» (чем не начало карьеры для советского актера?), шальной и понятный, вызывающий жгучую жалость Матвей из фильма «Дело было в Пенькове», благородный красавец Андрей Болконский из «Войны и мира», умный учитель Мельников из «Доживем до понедельника»... Мало того что близкий и понятный, так еще и катастрофически положительный, и чертовски красивый.
И окружен Штирлиц-Тихонов был хоть и фрицами, но – нашими! любимыми! родными! – Табаковым, Куравлевым, Визбором. «Милая моя, солнышко лесное» тренькало в мозгу, когда мрачный партайгеноссе Борман строил свои козни. А интеллигенты-сопротивленцы Евстигнеев с Пляттом? Ну разве мог победить фашизм, когда такие люди населяли Германию?
В «Семнадцати мгновениях весны» фашизм, несмотря на многочисленные жестокие кадры хроники, казался случайным недоразумением. Вот сейчас придет Штирлиц и все исправит. Душка штандартенфюрер играл противниками, как опытный шахматист, переставляя их по своему разумению и оставив зрителя на этапе объявления шаха всему германскому фашизму. Мало кто знает, что реальный Штирлиц погиб за несколько дней до Победы. Это, как говорится, совсем другая история. В фильме он обязан был выжить.
Кулиш вместе с Банионисом создали тип непривычного разведчика. Банионис лепил образ Ладейникова не по советским лекалам. Его герой был не плоским, как полагалось в советском кино про разведчиков, а человеком сложным, даже со странностями характера. Судьба Ладейникова – это сначала судьба человека, а потом уже – судьба разведчика. В «Мертвом сезоне» сознательно был разрушен миф, в «Семнадцати мгновениях...» миф был сознательно воздвигнут.
Ладейников скорее шпион, Штирлиц – Советский Разведчик. Кто помнит «Мертвый сезон», тот помнит чувство разлитого в нем страха. В «Мгновениях...», несмотря на то что главный герой тоже живет во враждебной среде, этого чувства нет.
Зрительское восприятие – увы – настроено на стереотип. Массовому зрителю не нужен человек, ему больше симпатична красивая кукла и предсказуемость сюжета. И все равно – именно Банионис, и только он, создал самый «живой», самый интересный образ Советского Разведчика, одного из самых популярных персонажей отечественного кино.
