Игорь Максимычев Обсуждение подготовленного Конвентом Валери Жискар д'Эстена проекта Конституции для расширенного Европейского союза вызвало самую различную реакцию как внутри, так и за пределами образования, претендующего на то, чтобы называться "просто Европой". Подсчитывается суммарное количество жителей стран, входящих или собирающихся войти в ЕС, число квадратных километров будущего союза, объемы внешнеторговых оборотов его членов, их доля в глобальных обменах и на этом основании строятся предположения о выдающейся роли, которую станет играть в международных делах вовлеченная в процесс интеграции половина Европейского континента. Восторженные тона преобладают, особенно внутри ЕС, что понятно, поскольку политикам во все времена и во всех странах требуется показывать товар лицом. Смысл большинства деклараций сводится к тому, что с грядущим расширением ЕС возникает "Большая Европа", которая сможет наконец явить миру новое лицо континента и сказать ему свое "веское слово".
Некоторым диссонансом прозвучала оценка американского министра обороны Дональда Рамсфелда, четко отграничившего "старую Европу", к которой относится большинство действительных членов ЕС, от "новой Европы", состоящей из стран-кандидатов. Однако квалификация, произведенная Рамсфелдом, опирается на реальное положение дел. В период, предшествовавший иракской войне, а также после ее начала, когда решался коренной вопрос дальнейшего развития мира - пойдет ли он по пути произвола сильнейшей державы или будут сохранены хотя бы те сдержки и противовесы, которые предоставляет нынешний статус Совета Безопасности ООН, - в этот судьбоносный момент страны-кандидаты дружно взорвали европейскую солидарность, уже ослабленную особым курсом Великобритании и Испании. Все последовавшие усилия преодолеть разразившийся кризис по крайней мере вербально, за счет расплывчатых формулировок и допускающих различное толкование текстов, не дали реальных результатов. Интегрирующаяся половина континента продолжает оставаться расколотой по главной проблеме современности, и никакие "конституции", никакие "министры иностранных дел Европы" (в ЕС очень хотят учредить такой пост) не смогут изменить это положение.
Второй кризисный очаг образовался вокруг вопроса о порядке принятия решений в расширенном ЕС. Компромиссные предложения Жискар д'Эстена на данный счет категорически отвергаются Испанией и Польшей, претендующими на привилегированное положение и особые права. За этим спором явственно проглядывается фундаментальная проблема сохранения основ национального суверенитета входящих в ЕС стран - проблема, чрезвычайно болезненная для ведущих стран Западной Европы, прежде всего для Великобритании и Франции. Все более сложной становится она и для Германии, хотя "старая" ФРГ во времена существования двух немецких государств активно выступала за создание "европейской федерации". Однако сегодня абсолютно ясно, что расширенный ЕС не сможет стать ни федерацией, ни даже конфедерацией. Настояния более мелких членов ЕС (их иногда в шутку называют "семью гномами") на таком порядке принятия решений, при котором они могли бы диктовать свою волю, не имеют шансов на успех. С учетом также ряда "временных" ограничений статуса, с которыми были вынуждены согласиться кандидаты (в частности, отказа от права для своего населения на равных основаниях работать и заниматься предпринимательством на всей территории ЕС) и от которых они будут стремиться освободиться как можно раньше, узел противоречий, так или иначе связанных с суверенитетом, будет и дальше разъедать единство рядов Европейского союза.
Третьим (но не менее важным) кризисным элементом в расширяющемся ЕС остается различный подход к развитию партнерских отношений с Россией. Если в Польше в связи с интервенцией в Ираке можно было слышать сентенции типа: "Лучше война вместе с США, чем мир вместе с Россией", то Франция и Германия с самого начала придавали первостепенное политическое значение созданию совместной с Россией "тройки" именно потому, что их совместные действия дают надежду на предотвращение сползания мира к новой полосе войн и интервенций. "Тройка" означает реальное, а не только вербальное окончание холодной войны в Европе, действительное преодоление осточертевших рубежей конфронтации между Западом и Востоком, отправную точку для строительства фундамента общеевропейской политической идентичности. Поведение "новой Европы" показывает, что до завершения общеконтинентального процесса еще далеко. Однако это не снижает значения факта, что отныне указанный процесс начат на деле, а не на словах. Именно в первых шагах по пути к Большой Европе заключается непреходящее значение "тройки", которая следует не принципу "против США", а принципу "за европейские интересы". Позиция "тройки" означает ощутимый вклад в укрепление стабильности мира, испытывающей в последнее время все более сильные удары.
В 60-е годы великий европеец Шарль де Голль заложил основу Европы будущего как центра влияния глобального масштаба, заключив уникальный по глубине договор с ФРГ, которая всегда оставалась для него Германией, и наладив затем доверительные отношения с СССР, который он называл не иначе как вечной Россией. Как многие выдающиеся государственные деятели, он был понят не сразу и не полностью. Но сегодня у его ученика Жака Ширака есть достойные партнеры в Берлине и в Москве, которые сумели поддержать реализацию предложенного де Голлем грандиозного европейского проекта. Только с Россией как своей частью Европа может стать на деле Большой и добиться того, чтобы ее слышали в мире. Ни в ЕС, ни в НАТО России для этого вступать не требуется. Успешные действия "тройки", поддержка ее позиции большинством европейцев, приобретенный ею авторитет в мире показывают, что полноценное партнерство наиболее эффективно вне формальных рамок.
