Сергей Шаповал 65 лет назад был расстрелян Николай Дмитриевич Кондратьев, ученый-экономист, автор теории больших циклов конъюнктуры, смена которых связана с качественными изменениями в хозяйственной жизни общества. В историю науки они вошли под названием "кондратьевские циклы". Будучи видным специалистом в области статистики, Кондратьев по заданию Ленина разрабатывал первый перспективный план развития сельского хозяйства страны на 1923-1928 годы. За что и поплатился при Сталине. Именно в 1928 году "кондратьевщина" была осуждена как "идеология кулачества", устремленная к реставрации капитализма. (Нельзя не восхититься кондовой нелепостью обвинения!) В 1930 году ученого арестовали, заставили осудить свою преступную деятельность, посадили на восемь лет, а потом и расстреляли. Такой была политическая конъюнктура. Удивительным образом многозначное понятие "конъюнктура" "зарифмовалось" в судьбе Кондратьева.
В 1987 году "структура момента" изменилась. Кондратьев был полностью реабилитирован. Обнаружилось, что он внес немалый вклад в мировую науку. Стали публиковаться его труды, под разговоры о том, что мы многое придумали раньше других и нам есть чем гордиться, были учреждены Кондратьевские чтения.
Однако время не стоит на месте. Сегодня Кондратьев интересен узкому кругу ученых-теоретиков, хотя его практические разработки, относящиеся к переходному периоду экономики, вполне могли бы стать одним из факторов работы правительства. Но опять-таки - не та конъюнктура.
Давно уже отлилась железобетонная формула, объясняющая почти все: "Чего вы хотите, время было (настало) такое". Подобный способ рассуждения смазывает характерные черты любой эпохи, делает ее максимально неопределенной, превращая историю в дурную бесконечность. К тому же под эту песню легко можно оправдать не только безотчетное свинство, но и целесообразную бесчеловечность.
Преклонение перед конкретной "структурой момента" формирует реальный взгляд на мир, часто доходящий до чистоты ключевой воды. Слова "конкретно" и "реально" сегодня крайне актуальны и описывают очень многое: "реально разбогател", "конкретно разобрался с оппонентом" и т.д. Безбрежный реализм позволяет ясно увидеть свою цель и решительнее к ней идти, не растрачивая силы и время на какие бы то ни было обоснования.
Государство, преследующее исключительно реальные цели, может позволить себе превратиться из служебного органа общества в тайную лабораторию, где синтезируются "новые идеи" и формируется экспериментальная база. В результате возникают причудливые явления вроде бурно развивающегося капитализма со столь же бурно скукоживающейся демократией, свободных выборов на безальтернативной основе во время затяжного военного конфликта, попадающих в тюрьму крупных бизнесменов, не очень реально оценивших ситуацию и т.д. У все крепнущей власти явственно начинают просматриваться нарциссические черты. Государственные деятели временами очень сильно напоминают денщика из новеллы Лескова, который делил мир на две неравные части: "я и мой барин и вся остальная сволочь".
Но "циклы конъюнктуры" меняются. Накопление свинцовых мерзостей реализма неизбежно приведет к романтическому, но отнюдь не безболезненному взрыву. Государство, отринувшее идеальное измерение жизни, готовит себе серьезные проблемы. Руководствоваться принципом "И что это дает?" можно лишь ограниченное время, следующий цикл обязательно начнется с идеального. Поэтому и глупо, и губительно задаваться вопросами типа: "И что дала независимая пресса?"; "И зачем нужна эта свобода?"; "Какие права человека, когда порядка нет?". Есть явления бесполезные, ничего не производящие. Так, свобода производит только свободу. "Циклы конъюнктуры" преходящи, а от проблемы свободы человек не отделается никогда.
Дело за малым: научиться отдавать себе отчет, где правдивый взгляд на мир переходит в конкретный реализм. Зацепку предложил еще Чаадаев: "Чувствуете ли вы, как зарождается в вас истина? Нет. А ложь? Конечно". Впрочем, это уровень музыки, которую нужно захотеть услышать.
Дарья Гармоненко