Я выбираю Талейрана

В отличие от того, как, к сожалению, думают многие, речь идет не о выборе между США и Ираком или между Бушем и Саддамом. Выбор другой. Между международным правом и международным произволом. Между Уставом ООН, ориентированным при всем своем несовершенстве на коллегиальное, коллективное решение кардинальных вопросов международной жизни, и высокомерием, самонадеянностью силы, не считающейся с мнением мировой общественности. Между тенденцией формирования многополюсного мира, опирающегося на взаимодействие нескольких центров силы, и попыткой продлить существование мира однополюсного - Pax Americana.

Насколько можно судить по замысловатым движениям российской дипломатии, в Москве понимают, о чем идет речь. Но, если я не ошибаюсь, понимают и то, что в нынешних условиях, при нынешнем балансе сил принципиальное решение было бы отягощено большими рисками и потерями. Поэтому вечное противостояние принципов и интересов может закончиться, как это часто бывало, компромиссом между интересами и принципами.

А теперь с вершин принципов спустимся в низины интересов.

Саддам Хусейн исторически обречен, как и возглавляемый им режим, один из самых одиозных в современном мире.

Но были времена, когда Москва, как и Вашингтон, использовала иную арифметику. У американцев были свои любимые тираны и деспоты, у нас - свои. Саддам Хусейн был "свой". И с тех далеких времен (Договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и Ираком подписан в Багдаде 9 апреля 1972 года) многочисленные нити связывают нас с Ираком.

Начнем с того, что Ирак должен России около 9 миллиардов долларов. И в Москве не теряют надежды (зря, впрочем), что Саддам заплатит по старым счетам. Мы продолжаем поставлять в Ирак оборудование, строить железные дороги, электростанции, другие объекты инфраструктуры. Ирак продолжает покупать нашу неконкурентоспособную продукцию ("Волги", например). Мы весьма заинтересованы принять активное участие в освоении нефтяных полей (в Ираке 73 месторождения нефти, из них задействованы только 24, так что есть где развернуться). Россия участвует в программе "Нефть в обмен на продовольствие", что приносит миллиардные доходы. В прошлом году стало готовиться пятилетнее соглашение, предусматривающее контракты на сумму 40 миллиардов долларов. В общем, если мы будем занимать жесткую антивоенную позицию ("Руки прочь от Ирака!"), а война все-таки начнется, России есть что терять.

Изменим угол зрения, представим, что Россия активно поддерживает Буша, благословляет военное решение и последующую смену режима. В таком случае логично предположить, что Штаты согласятся минимизировать ущерб, который может быть нанесен России. Да и новый режим будет видеть в России не защитницу диктатора, а страну, которая способствовала его свержению. Со всеми вытекающими отсюда политическими и экономическими последствиями.

Иногда ставят в пример Турцию. Вот и Москве рекомендуют четко довести до сведения Вашингтона цену нашей поддержки. Но не хочется принимать всерьез турецкий подход. Надеюсь, Путин не продаст столь любезную его сердцу "державность" за чечевичную (даже американскую) похлебку.

Таковы два крайних варианта. Есть единственная возможность избавиться от их тисков - предотвратить войну. Не знаю, хватит ли у дипломатов искусства, с одной стороны, убедить американцев отказаться от военной акции, а с другой - помочь тем же американцам спасти лицо. Приступив к ликвидации ракет, Саддам облегчил решение этих задач.

Если указанная возможность не будет реализована, то остается ловить политическую рыбку в мутной воде половинчатых решений и вынужденных компромиссов.

Рассмотрим несколько сценариев.

Предположим, Бликс информирует Совет Безопасности, что, несмотря на все свои уловки, Саддам норовит увернуться от честного и полного выполнения резолюций ООН. Возникает ситуация, в которой меморандум трех (Германии, России и Франции) допускает применение "крайней меры", то есть военный удар по Ираку. В данном случае Россия (как и ее сомеморандники) должна поддержать США, голосовать за жесткий американский подход. Это означает, что "крайняя мера" будет опираться на легитимную основу.

Предположим, что Бликс, отметив положительные перемены в поведении Саддама, вновь потребует продолжения инспекций. Предположим также, что большинство членов Совета Безопасности под давлением американцев не согласятся с Бликсом и будут готовы санкционировать войну. Именно здесь возникает проблема вето.

Если Китай и Франция будут настаивать на вето, то Россия - по понятным причинам - будет вынуждена присоединиться к ним. Вето - пощечина Америке, и она будет реагировать соответствующим образом. С принципами тут все в порядке, но с точки зрения интересов это самый невыгодный для нас вариант.

Если Китай и Франция решат воздержаться, то одной России высовываться с вето ни в коем разе не следует. Надо воздержаться. То есть пропустить американский проект решения и тем самым легитимизировать военные действия. Принципы, как ныне говорят, отдыхают, но появляется надежда, не устраивая открытую сшибку с Америкой, хотя бы частично оградить свои интересы.

И хотя это звучит не совсем прилично, имеет смысл попробовать договориться с Пекином и Парижем не перегибать палку и дружно воздержаться.

Талейран учил: политика - это искусство сотрудничать с неизбежностью. Если не удастся предотвратить войну или ввести ее в легитимное, ооновское русло, если мы увидим, что война все-таки неизбежна, неразумно вставать в благородную позу защитника международного права. Политические потери явно превысят моральный выигрыш.

Предвижу возражения, упреки в приспособленчестве и цинизме. Трудно спорить. Так хочется надеть белые перчатки┘ Однако иногда приходится отступать, чтобы сохранить силы для последующего наступления.

"Но ненавистны полумеры!.." - писал Валерий Брюсов. И по большому, по моральному счету он, безусловно, прав. Особенно если принимать во внимание долгосрочную стратегическую перспективу. Но, глядя на сегодняшнюю Россию, на ее положение в нынешнем мире, я выбираю Талейрана.