- Элла Александровна, эта была плановая поездка в Чечню или вы посещали республику по оперативному поводу?
- Еще 10 декабря прошлого года на встрече нашей комиссии с президентом РФ была поднята проблема чеченских беженцев, проживающих в лагерях на территории Ингушетии. От этих людей поступило множество жалоб на то, что их под давлением властей просто вынуждают покидать лагеря и возвращаться в Чечню. И президент поручил нам разобраться. Я не в первый раз в Чечне, уже видела весь этот ужас. Но на ту нашу декабрьскую поездку особенно сильный отпечаток наложил взрыв, прогремевший 27 декабря в Доме правительства. Находясь в это время в Грозном, я поняла, почему люди так сильно не любят Москву, не доверяют ей... Здесь холод, разруха и смерть, а по телевизору показывают улыбающиеся лица столичных шоуменов. Я тогда поняла: невозможно отсюда поверить сытой Москве. 6-7 февраля мы снова побывали там. Жалоб на то, что людей разными путями против их воли пытаются вернуть из ингушских лагерей в Грозный, на сегодняшний день нет: после нашей декабрьской встречи с президентом беженцев оставили в покое. Но ведь этим людям все равно надо работать, учиться, решать проблемы со здоровьем, обустраиваться, решать вопрос по компенсациям. По официальным данным, желание вернуться высказали в заявлениях 8 тысяч человек.
А пункты временного размещения (ПВР) в Грозном готовы только для 4,5 тысячи человек. Люди, которые живут сейчас в этих ПВР, в большинстве своем не жалеют, что приехали, потому что их охраняют. Они могут спокойно спать ночью - к ним не ворвутся с зачисткой. Там есть вода и свет, через Федеральную миграционную службу идет продуктовое обеспечение и т.д. А те, кому не хватило места в ПВР, предпочитают оставаться в ингушских лагерях, не хотят возвращаться в Чечню, потому что очень боятся за свою жизнь, за жизнь своих детей, особенно молодежи. Потому что продолжаются зачистки, продолжаются бесследные исчезновения людей.
- Как жители Чечни и беженцы в Ингушетии относятся к предстоящему референдуму? Знакомы ли они с текстом будущей Конституции республики?
- Мнения очень разные. Наиболее сильно выражено неприятие референдума у беженцев на территории Ингушетии. Неприятие не по сути его проведения, а из-за страха перед возможными последствиям - боятся ехать в Чечню голосовать: "Там люди пропадают". И еще. Многие люди рассматривают референдум как предопределение избрания Кадырова на пост президента. А отношение к нему весьма неоднозначное... В Грозном к референдуму относятся иначе. Там считают, что принятие Конституции станет своеобразным паспортом республики и Чечня как бы легализуется: "А может быть, действительно у нас будет больше прав? А может, действительно чеченцы смогут избирать какие-то свои органы власти и мы в большей степени будем влиять на свою судьбу?" Другое дело, что большая часть людей там слабо представляет саму суть референдума: о чем это, для чего? Каждый интерпретирует в меру своего понимания. Скажем, на территории Ингушетии в одном из лагерей, где проживают 5 тысяч чеченских беженцев, был только один экземпляр проекта республиканской Конституции. В других лагерях вообще этот проект не видели. То есть 17 тысяч человек там живут в неведении. Но и в самой Чечне мы не смогли найти этот проект. Специально обращались в общественный штаб по проведению референдума, но там сказали, что грузовик с экземплярами проекта чеченской Конституции "где-то застрял". Даже в этом штабе не оказалось ни одного экземпляра. Правда, в газете была опубликована статья, где обсуждались плюсы и минусы будущей Конституции Чечни.
- Как вы сами оцениваете этот документ? Вы разделяете оптимизм администрации Кадырова в отношении перспектив этого проекта?
- Я считаю, что единственный повод для оптимизма - то, что может появиться какая-то законодательная база в республике.
- Сейчас многие политики склонны считать предлагаемый проект миной замедленного действия. Например, из-за "мутного" положения о суверенитете. Критикуют и перечень вопросов, предлагаемых для референдума: например, вопрос, быть ли Чечне субъектом РФ, подается безальтернативно.
- Хотя в этом проекте действительно много противоречий и крайностей, я все-таки согласна с теми, кто считает, что чеченская Конституция в принципе мало отличается от основных законов Башкортостана и Татарстана. Меня в большей степени смутило отсутствие четко изложенной статьи о том, что Чечня - это равноправный субъект Российской Федерации. Есть какая-то очень сложная, мудреная формулировка, из которой трудно понять, что же это такое на самом деле. Есть спорная статья, где перечисляются территории, входящие в состав Чеченской Республики. И, пожалуй, главные крайности: в тексте есть положения, дающие возможность как для проявления сепаратизма, так и для давления со стороны федеральных структур власти. Чеченцев из числа ознакомленных с текстом предлагаемой Конституции смущает положение о том, что президент России может отстранять от должности президента Чечни. Да, есть шероховатости, из-за которых этот проект можно назвать миной замедленного действия. Но я считаю, что, уж если решили проводить референдум, надо все-таки принимать Конституцию. Принимать за основу, а затем уже существенно ее дорабатывать. Но принимать надо. Потому что в нынешней ситуации, наверное, невозможно сразу подготовить целостный документ. Слишком очевидно столкновение разных интересов. И очень важно, чтобы само по себе принятие Конституции не дало возможности монополизировать власть в республике какой-то одной группе, какому-то одному клану. И на президентских, и на парламентских выборах. Пусть в этих выборах участвуют все, включая и радикальную оппозицию. Но, конечно же, этот процесс должен проходить под тотальным контролем федеральных органов власти, российских и международных общественных организаций.
- А что нового увидят международные наблюдатели? То, за что нас давно критикуют? Как ни подбирай выражения, а референдум все равно пройдет под дулами автоматов.
- Понимаете, у них совершенно другие представления о том, как должен проходить мирный процесс в Чечне. Они считают, что референдум должен быть завершающим этапом переговорного процесса. Но наша реальность не укладывается в общепринятые представления. Этот ужас может продолжаться до бесконечности. С чего-то надо начинать, надо использовать любой шанс, дающий надежду на начало мирного процесса. Нельзя отнимать у людей право высказать свою позицию. Самое главное - нельзя допустить, чтобы эту позицию сфальсифицировали. Вот почему так важен тотальный контроль общественности за ходом референдума.
- Как часто вы встречаетесь с президентом?
- Вообще-то мне грех обижаться: достаточно часто получается - за три месяца состоялись три встречи с президентом. Владимир Владимирович дал нам понять, что ему необходим дополнительный канал связи с обществом. Он должен получать информацию, иногда отличную от той, которую дают ему государственные структуры.
- Свои наработки вы представляете напрямую президенту или через администрацию?
- Напрямую. Такова договоренность с президентом. Но я этим не злоупотребляю: нельзя просто валить на президента все проблемы, надо предоставлять материал, уже подготовленный для решений. Сейчас, например, мы создаем механизм общественной экспертизы законов с точки зрения соблюдения прав человека. И администрация президента идет нам в этом навстречу.
- Судя по отношению власти к вашей комиссии, процесс пошел?
- Не надо обольщаться. Президент выразил свою политическую волю, но это не значит, что все чиновники взяли под козырек и поддержали. Чем больше критикуют власть, тем сильнее чиновничье давление на общественные организации, на отдельных правозащитников. Мы пытаемся максимально использовать те минимальные возможности, которые у нас есть, чтобы по крайней мере сдвинуть эту ситуацию с мертвой точки. Что из этого получится дальше, посмотрим. Я цепляюсь за малейшую возможность.