Иван Мельников В последнее время через средства массовой информации нам постоянно рапортуют о том, насколько удачно проходит эксперимент по единому государственному экзамену (ЕГЭ). Но, обратите внимание, итоги эксперимента оценивают не независимые эксперты, а люди, которые еще до проведения эксперимента были заинтересованы в его успехе. Они не хотят и им невыгодно замечать, что опасения, которые высказывались многими представителями педагогического сообщества, во многом подтверждаются.
Серьезные опасения касались объективности проведения этого экзамена. Проблема не решена. И по мере увеличения числа регионов и школьников, вовлеченных в эксперимент, она будет приобретать все более острый характер. Данные за 2002 год показывают, что особенно сложной ситуация была в Чувашии, Якутии и Ростовской области. Итоги по этим регионам настолько отличны от других, что невольно наводят на мысль о серьезных нарушениях. Это, конечно, подрывает доверие к механизмам, которые положены в основу проведения ЕГЭ.
В принципе, на мой взгляд, эксперимент надо отслеживать минимум пять лет. Надо обязательно посмотреть, как дети, поступившие в учебные заведения по новой системе, учатся. Понять, насколько выше или ниже качество такой системы отбора. А сегодняшние действия Министерства образования скорее говорят о том, что идет не эксперимент, а поэтапное насильственное внедрение ЕГЭ в практику. А это, между прочим, противоречит Концепции модернизации образования.
Много спекуляций сегодня вокруг вопроса о репетиторстве. Данные по регионам говорят, что количество детей, охваченных репетиторством, не только не уменьшилось, но даже увеличилось. Появились целые нелегальные конторы, которые только тем и занимаются, что готовят к ЕГЭ. Раньше мы могли только предполагать подобное развитие событий. Сегодня это факт. Да и было бы странным, если бы не появились "бизнесмены", желающие заработать на этом деньги.
Но главное заключается в фундаментальной ошибке идеологов ЕГЭ - тесты не могут в условиях России, где продолжается сильнейшее расслоение общества, решить проблему отбора талантливой молодежи для обучения. Только мощное участие вузов может обеспечить такой отбор. Внедряемая же система отодвигает их от активного участия в отборе "своих" абитуриентов, то есть тех, кто хочет обучаться в определенном учебном заведении, а не вообще в каком-нибудь. Только "живой" экзамен дает шанс абитуриенту из глубинки, из бедной семьи показать не натасканность, а умение думать.
В условиях, когда вопрос объективности ЕГЭ стоит столь остро, особенно опасным и вредным является увязывание ЕГЭ с системой государственных именных финансовых обязательств (ГИФО). Необъективность, умноженная на разницу в финансовых возможностях родителей при подготовке к ЕГЭ, не даст возможности детям из сельской местности и малообеспеченных семей на равных конкурировать с другими детьми.
Сторонники перехода на ЕГЭ очень часто ссылаются на аналогичный опыт в других странах. На самом деле предлагаемая Министерством образования модель существенно отличается от западного опыта. Ключевая позиция западной модели - отсутствие административного вмешательства: там вузы, например, не получают заданий зачислить не менее 50% новых студентов по результатам ЕГЭ. Каждый вуз сам решает, в какой мере учитывать и учитывать ли вообще результаты единого тестирования, которое может являться лишь вспомогательным материалом для принятия окончательного решения о зачислении абитуриента.
Мне могут возразить, что переход к самостоятельному решению вузом вопроса о том, прибегать к учету результатов единого экзамена или нет, приведет к потере колоссальных денег, тратящихся на его проведение. Но это странная логика. Получается, что следует обязательно учитывать итоги ЕГЭ только потому, что это дорогостоящее занятие.
Между тем в России уже имеется почти десятилетний опыт централизованного тестирования школьников. И более 400 вузов добровольно принимали решение об учете результатов этого тестирования при отборе абитуриентов. К тому же вузы сами принимали активное участие на разных этапах проведения тестирования, и степень доверия была намного выше, чем к заданиям и к процедуре организации ЕГЭ. Если говорить о финансировании централизованного тестирования, то можно сказать, что если государство возьмет его на себя, то затраты со стороны родителей будут исключены, а со стороны вуза - минимальными. И думаю, что средств в таком случае потратят меньше, чем на процедуру проведения ЕГЭ.
В принципе же финансовую основу еще можно обсуждать, менять, совершенствовать, но, на мой взгляд, по модели организации идея эта намного привлекательнее, чем единый государственный экзамен. Больше того, она более прогрессивная, чем ЕГЭ. Каждый вуз сам, в зависимости от специфики, может определять, как и в какой степени ему учитывать результаты централизованного тестирования. Вузы у нас по закону имеют автономию - и такой подход является поистине демократичным. А когда есть принцип добровольности в том, насколько учитывать результаты тестов, то именно качество организации работы по проведению тестирования - важнейший стимул, чтобы образовательное учреждение увидело пользу от централизованного экзамена. При этом я не призываю немедленно внедрять эту систему. В любой системе есть свои плюсы и минусы, тонкие места. Но я считаю важным обратить внимание образовательного сообщества на этот интересный опыт проведения централизованного тестирования и в дискуссиях найти правильное решение.
