Сергей Рогов Только что завершившийся саммит "большой восьмерки" подтвердил те важные перемены, которые произошли в последнее время в отношениях между Россией и Западом. Но если уже можно уверенно говорить о том, что Россия сделала свой выбор в сторону политической демократии и рыночной экономики, вполне логично ожидать, что она должна быть принята в сообщество государств, исповедующих эти ценности. Однако мы пока не подключены к участию в работе ряда важных западных институтов, например Организации экономического сотрудничества и развития, трудно идут переговоры о вступлении России в ВТО. Подобная институциональная изоляция нашей страны является серьезным препятствием интеграции России в сообщество ведущих демократических государств.
Возьмем, например, развитие наших отношений с Евросоюзом. Речь идет не только об условиях торгово-экономических взаимосвязей, но и о тех проблемах, которые затрагивают всех россиян. Граница Шенгенской зоны превратилась если не в "железный", то в "бумажный занавес", который отделяет нашу страну от Европы. Проблема Калининграда получает явно политическое звучание: по существу, речь идет об ограничении суверенитета России в отношении части собственной территории.
Саммит G8 отчасти помог продвижению вперед в решении ряда вопросов, но прогресса удалось добиться в основном в военно-политической сфере. А вот при рассмотрении таких проблем, как, например, вступление России в ВТО, наши западные партнеры, особенно европейские, настаивают на принятии условий, которые могут оказаться крайне невыгодными для России.
Нет ясности и в вопросе внешнего долга России. Получается, что мы вносим свой вклад в облегчение долгового бремени развивающихся стран и в пакете мер, который обсуждался на саммите по оказанию помощи государствам Африки, на Россию приходится 40% из общего объема долгов, подлежащих списанию. Но ведь это около 25-26 млрд. долл. В то же время мы сами фактически находимся в положении, вполне сопоставимом со многими развивающимися странами с точки зрения тяжести долгового бремени. В этом году мы должны выплатить 17-18 млрд. долл. нашим западным кредиторам, в 2003 г. - порядка 20 млрд. долл. Складывается ситуация, когда мы, по существу, несем двойное бремя: и сами по долгам платим, и другим прощаем, но это как бы не засчитывается.
Правда, на саммите был одобрен документ об оказании помощи России в уничтожении оружия массового поражения, где идет речь о выделении 20 млрд. долл. в течение ближайших 10 лет, и там упоминается возможность учета списания долгов как одна из возможных форм оказания поддержки России. Действительно, это было бы куда более эффективной помощью нашей стране. Иначе получалось бы, что нам дают некоторые средства, но мы, в свою очередь, в 10-15 раз больше переводим денег своим кредиторам.
Правда, готовность признать Россию страной с рыночной экономикой вселяет надежду на то, что удастся решить комплекс вопросов, в которых существуют расхождения.
"Большая восьмерка" сегодня стала одним из ключевых механизмов в регулировании глобального рынка и в регулировании глобальных международных отношений. Можно говорить о том, что по крайней мере в экономической сфере G8 сегодня играет куда большую роль, чем такие признанные международные институты, как, например, Совет Безопасности ООН и ее экономические органы.
Превращение "большой семерки" в "большую восьмерку" за счет окончательного утверждения в ней России явно придало этому форуму новое качество. До подключения России это был, по существу, закрытый западный клуб. В нынешнем составе он в большей степени отражает сложность реалий сегодняшнего мира. Но хотя Россия по целому ряду параметров приближается к западным государствам - с точки зрения политической и экономической, все-таки различия между нами остаются достаточно существенными.
И в этой связи возникает перспектива дальнейшей трансформации данного международного форума. Выдвигается предложение о расширении состава участников G8. Речь идет о подключении к форуму в какой-то форме в первую очередь Китая. В качестве других возможных кандидатов на приглашение за стол "большой восьмерки" называют Индию и Бразилию. Если вспомнить дискуссию об одно- или многополярном мире, то в данном случае создается своего рода институт великих держав, пусть и недостаточно структуризированный, недостаточно жестко закрепленный.
G8 - это фактор, который свидетельствует именно о многополярности сегодняшнего мира. Хотя США стремятся играть лидирующую роль и внутри "большой восьмерки", они не в состоянии навязать свое решение другим участникам по всем вопросам. Это, кстати, происходило и на нынешней встрече в Кананаскисе. В частности, европейские державы достаточно прохладно отнеслись к позиции США в вопросе урегулирования израильско-палестинского конфликта.
Следует упомянуть об участии в саммите "большой восьмерки" как структуры, как формального члена G8 руководителей Европейского союза. Если учесть, что половину состава "восьмерки" составляют страны - члены ЕС, то это является отражением эволюции системы международных отношений, когда помимо государств все большую роль начинают играть региональные международные организации.
Поэтому, на мой взгляд, говорить о закате "большой восьмерки", о чем немало было написано в СМИ в канун встречи в Кананаскисе, абсолютно неверно. Это эволюционирующий, развивающийся институт, и роль его на мировой арене с годами будет только возрастать. Правда, можно говорить и о том, что увеличение роли G8 может не только способствовать решению проблем, но и создавать дополнительные. Скажем, не приведет ли это к дальнейшему ослаблению роли Совета Безопасности ООН и ООН в целом? Не приведет ли вот такой неформальный клуб великих держав к еще большему ослаблению демократических начал в международных отношениях, когда крупные политические игроки не считаются с интересами средних и малых? Ответы на подобные вопросы мы пока не знаем. Процесс, как говорится, в развитии.
Дарья Гармоненко