Кто станет первым в Афганистане

Формирование нового правительства - главная цель намеченного на 10-16 июня общенационального афганского собрания Лойя Джирги. Очевидные кандидаты на роль первых лиц - свергнутый около трех десятилетий назад 87-летний экс-король Захир Шах и глава пришедшего к власти в конце прошлого года временного правительства 47-летний Хамид Карзай. Тесно связанные друг с другом, они уже договорились о распределении постов. Захир Шах не прочь стать главой государства, Карзай же - закрепить за собой должность премьер-министра. Но есть еще один (причем вполне самостоятельный) претендент на роль лидера. Это 61-летний бывший глава Афганистана Раббани, который, передав свои полномочия Карзаю, от политики отнюдь не отошел.

Со времен монархии Раббани выступает в Афганистане одним из лидеров исламизма, городского по происхождению религиозно-политического движения, сформировавшегося в XX веке. Предшественники исламистов - ваххабиты - появились в Аравии еще в XVIII столетии. Они боролись за создание на базе "очищенного" от всех "отступлений" единобожия всеохватывающего исламского государства. Серьезнейшим извращением "истинной" религии в их глазах служил широко распространенный в мусульманских странах культ "святых" (посредников между Богом и людьми). Политически борьба за "подлинный" ислам означала радикальное перераспределение власти и собственности. Ведь в лагерь противников ваххабизма автоматически попадали не только неверующие или приверженцы иных религий, но и другие мусульмане.

Исламизм дополнил эти установки такими концепциями партийного и государственного строительства, в которых явно чувствуется влияние европейского тоталитаризма. Созданное Раббани в 1968 году Исламское общество Афганистана (ИОА) стало, наряду с возникшей тогда же Исламской партией Афганистана (ИПА), одной из двух наиболее влиятельных группировок местных исламистов. Объединенные первое время в рамках единой организации, они впоследствии то враждовали, то сотрудничали. В ИПА преобладали пуштуны, самая крупная и традиционно правящая этническая группа, в ИОА же - таджики, играющие ведущую роль в экономике, но ущемленные политически. Их естественными крепостями служили два сельских района: расположенный неподалеку от Кабула Панджшер и бывший у него как бы в тылу Бадахшан. Защищенные горами, эти районы не нуждались в покровительстве центральной власти и традиционно служили опорой оппозиции. Не случайно сам Раббани родом из Бадахшана, а другой видный деятель ИОА - Ахмад Шах - из Панджшера. При Захир Шахе феодально-патриархальная структура преимущественно деревенского общества делала политический переворот невыгодным для таджиков. В то же время развитие капиталистических отношений и проводимая монархией политика модернизации неуклонно усиливали их позиции.

Долгое время радикальные (пуштунские) и умеренные (таджикские) исламисты, имея возможность действовать полулегально, накапливали силы и на прямой конфликт с властями не шли. Ситуация изменилась в 1973 году, когда двоюродный брат Захир Шаха Дауд, провозгласив республику, взял курс на единоличную диктатуру. Загнанные в угол исламисты решили продемонстрировать свое крайнее неприятие этой политики. Плацдармом их вооруженного выступления (впрочем, быстро подавленного властями) стал сельский Панджшер. Тем не менее в целом приверженная традиционным отношениям деревня не была надежным союзником исламистов. Несмотря на оппозиционность по отношению к центральной власти, деревенские жители, как правило, не хотели коренных перемен в своей социальной структуре.

Ситуация начала радикально меняться после поддержанного прямым советским вмешательством коммунистического переворота в Кабуле в 1978 году, когда новая власть приступила к радикальной ломке всего жизненного уклада. Именно тогда исламисты оказались востребованными в общенациональном масштабе: сопротивление реформам требовало соответствующей перестройки и традиционного общества, и традиционного ислама. Сподвижниками местных исламских революционеров стали устремившиеся в Афганистан международные террористы. И если для них экстремистская и догматичная ИПА оказалась более подходящим союзником, то для афганцев - умеренное и гибкое ИОА.

Именно поэтому после краха коммунистического режима в 1992 году в Кабуле организация Раббани превратилась в ядро нового правительства. Но, провозгласив Афганистан исламским государством, вновь объединить страну ИОА не удалось. После исчезновения "призрака коммунизма" большинство афганцев снова качнулись в сторону традиционного ислама и перестали смотреть на даже самых умеренных исламских революционеров как на союзников. Пуштунские исламисты-радикалы оказались вообще в изоляции. Их же умеренным таджикским соратникам удалось, отложив исламскую революцию на еще более далекую перспективу, сохранить контроль над Панджшером и Бадахшаном. Остальные сельские районы, а также почти все города (в том числе и Кабул) перешли под власть талибов, которые, опираясь на пуштунов и уважающий культ "святых" деревенский ислам, воссоединили почти всю страну. Перешли под их крыло и обосновавшиеся в Афганистане террористы.

Сегодня Раббани, видимо, рассчитывает, что руководимое им ИОА будет вновь востребовано афганцами, причем, возможно, в еще большей степени, чем прежде. Сумевшие совместить традиционный ислам с централизацией, талибы ныне либо разгромлены, либо загнаны в подполье. В то же время явное возрождение традиционных отношений оставляет исламским радикалам сейчас еще меньше шансов, чем после ухода коммунистов. Давно покинувший страну Захир Шах, представляя пуштунскую династию, при самом благоприятном стечении обстоятельств вряд ли быстро укоренится на родине. Афганские таджики также не едины. Выходцы из Панджшера (откуда родом преемник убитого террористами Ахмад Шаха нынешний министр обороны генерал Фахим) - ядро новой власти. Представители же Бадахшана (вотчины Раббани) оттеснены от нее. Но сегодня, вновь воссоединившись, таджики, как представляется, все же в большей степени способны претендовать на ведущую роль, чем пуштуны. Тем более что давление на местное общество извне может вновь усилить позиции умеренных исламских революционеров как защитников от чуждого влияния. Ведь они открыто заявляют, что, несмотря на помощь Вашингтона в борьбе с коммунистами, талибами и террористами, афганцы не должны служить его орудием в противостоянии с исламской цивилизацией.