-АНАТОЛИЙ ИГНАТЬЕВИЧ, что за слухи ходят о ликвидации комиссии?
- Эту, как говорится, "дезу" понадобилось организовать сейчас, чтобы сказать, что мы не годны, чтобы положить ее на стол президенту. Вот, мол, общественность выступает против комиссии, про них "МК" пишет, вот Вайнер говорит... Делается это все с единственной целью: сказать, что мы не справляемся, а потом нас заменить. Нужно ли было для этого лить на нас помои? Видно, нужно, для их внутреннего оправдания. Они не скажут, что ликвидировали комиссию, а просто ее реорганизуют.
- Кто этим занимается?
- Это организовано Ивановым Виктором Петровичем, замруководителя администрации президента. Несмотря на то, что Путин сказал, что против меня ничего лично не имеет... У Иванова уже, как нам известно, есть новый состав комиссии, который они придумали, такую колхозно-советскую комиссию... Кто-то от производства, кто-то от общественности, кто-то от генералов. А эту комиссию я по зернышку собирал десять лет. Не случайно там Лев Разгон оказался, и Булат Окуджава, и те люди, которые есть сейчас.
- Когда же все проблемы начались?
- С приходом Иванова на должность зама Волошина, с августа прошлого года. С самим Волошиным у нас нормальные отношения, при нем мы работали, при нем миловали, и он знает о наших отношениях с Ельциным. С августа прошлого года по сегодняшний день благодаря Иванову президенту не поступают дела о помиловании, он перекрыл их. Можно ли представить себе, что в какой-нибудь другой цивилизованной стране один чиновник может перекрыть на год статью Конституции (50-я статья, гарантирующая гражданам России право на помилование. - Н.Р.)?
- В чем вас обвиняют?
- Нам ставят в вину "динамику роста помилованных". Но эта динамика ничего не отражает кроме того, что мы больше работать стали! Оппоненты подсчитали даже, сколько мы дело рассматриваем и как это на его "качестве" отражается. Но это ложь, что на дело мы тратим 10-15 минут! Мы же эти дела домой берем! Да, на человека, который украл две курицы, мы можем потратить полминуты, потому что знаем, что не должен он сидеть за это четыре года. У нас ведь тюрьмы ошибочно называют исправительными учреждениями. Они никого не исправляют, только калечат. А вот на другого мы можем потратить полчаса и более... А потом ночью кто-то позвонит мне из членов комиссии и скажет, я, мол, против голосовал, неправильно, давайте учтем мой голос. И мы к делу можем еще раз вернуться. Мы копаемся в судьбах! И тратим на каждую судьбу столько времени, сколько нужно. Поверьте мне, каждое дело через кровь нашу проходит. Я из-за этой работы литературу забросил. За 10 лет удалось только трехтомник "Долина смертной тени" выпустить, да и тот - о работе комиссии.
- Ваши противники говорят о том, что среди помилованных - большой процент рецидива.
- Да, все дают цифру в 9,4%. Однако никто не говорит, какой рецидив среди тех, кто не помилован. А там рецидив достигает 50%. Но никто же не ставит эти цифры рядом! Все говорят: "10% снова повторяют!" А среди амнистированных 30% повторяемости. Значит, миловать выгодно! Потому как не УЖЕ девять, а ТОЛЬКО девять.
- Зачем же нужно "реорганизовывать" комиссию по помилованию?
- Видимо, новую администрацию не устраивает тот стиль работы, который выработался у нас. Комиссия - это 15 беззащитных людей, защищенных только честным именем, но имя из нас нельзя вышибить никаким путем. Мы растем из ельцинских структур. Вот за стеночкой у нас - Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий под руководством Александра Яковлева. Им тоже сказали - не годитесь...
По всей видимости, идет приватизация тех кусков, которые могут кому-то приносить доход. Наверное, каким-то органам выгодно одной рукой сажать людей и, если нужно, передвигать, делать стукачами... Твоя рука - владыка, хочу - сажаю, хочу - милую, очень удобно. Можно какого-нибудь Гусинского взять за жабры, посадить, он вам миллион отвалит спокойно. Почему бы это не использовать?
- А чем занималась ваша комиссия?
- Приведу такой пример, последний. Виктор Иванов передал в Минюст 282 дела из тех, что мы рассмотрели в прошлом году. И вот реакция Минюста, за подписью Калинина. Из всех дел он предлагает помиловать 13 человек. По Калинину, остальные 269 совершили тяжкие и особо тяжкие преступления: то, что называется убийствами, изнасилованиями, разбоями, грабежами, кражами... Кого не рекомендует Калинин к помилованию? Мы не поленились, сами проанализировали дела еще раз. По Калинину, в категорию особо тяжких преступлений попали Козлова, осужденная на пять с половиной лет за кражу козы, Мицкус, похитивший два электросчетчика на 264 рубля и осужденный на четыре года. Список можно продолжать и далее. С точки зрения Минюста они должны быть осуждены, а с нашей точки зрения - это несчастные, которые оставили своих детей на воле.
- Вы будете бороться за то, чтобы комиссия оставалась в нынешнем виде?
- Если вы хоть раз сталкивались с номенклатурой, вы должны понимать: это довольно жестокая машина, которая не милует сама. Она переедет любого, кто ей сопротивляется, а мы сопротивляемся. Бороться? Можно, конечно, выйти с бутылкой зажигательной смеси против танка. На самом деле мы это и сделали, созвали пресс-конференцию, назвали тех, кто разрушает помилование, рассказали всю правду про Калинина. А как еще бороться?
- Есть политики, которые вас поддерживают?
- Немцов есть, несколько партий в Думе поддержали. Но смотрите, какое глухое время придумано, чтобы нас поменять: мертвый сезон, все в разъездах, депутатов нет... У них же есть своя отработанная метода, как уничтожать, убивать, ликвидировать. Хинштейн писал, что какие-то литераторы собрались, давайте теперь соберем других вратарей, юристов.
- Имя Добродеева называлось...
- Да, я еще два-три имени слышал. Может, кто-то и пойдет на это. Но должность неоплачиваемая, общественная, кому это нужно каждую неделю? Это ж мы, придурки, заседали... Может, это и удобно. Раньше, до нас, работала комиссия из силовых министров, собиралась раз в квартал или раз в полгода. Пили чай, говорили об охоте и рыбной ловле... Так, может, все и будет.
- Что случится в случае реорганизации комиссии?
- Будет ликвидирован один-единственный институт, который осуществлял связь с властью и очень искренне болел за это. Реорганизация может вызвать негативное отношение к новой власти. Потеряет Россия. Потеряет Путин. Ему придется все создавать заново, начнется критика. Я же знаю тех, кого на мое место предлагают... До поры до времени они будут удовлетворять какую-то организацию, пока не разразится скандал.
Наверное, у тех, кто пришел с Путиным, а может, и у него самого есть недопонимание роли общественных институтов. У нас и так-то нет общества, а те незначительные его ростки уничтожаются как-то походя. Нападки на комиссию все время существовали, но Ельцин умел этого не слышать. Он сам приходил или помощника приводил. Мол, ребята, что-то вы какого-то убийцу помиловали, подумайте еще. А мы говорили, что подумали, пускай он подумает, это его право согласиться или не согласиться.
- Правда ли, что Путин осуществил всего восемь помилований?
- Да, с августа прошлого года. Поуп был девятым. Догадывается ли Путин об этом, я не знаю: у него же тысячи других бумаг, он мог заметить, что подписывает, а мог и не заметить. Когда-то и Ельцин подписывал в день несколько тысяч бумаг... Должна ли у Путина болеть голова о помиловании, если в стране есть масса других забот? Не самое оно важное в двух-трех десятках дел, особо важных для страны... Но до августа он помиловал 12 с половиной тысяч тех, кого мы представляли.
Мы не знаем, что думает нынешний президент. Но мы точно знаем, что негативная информация подается ему через чиновников. Сначала они ее организуют, а потом подают. Думаю, что президент доверяет своему окружению, но в нем есть и безнадежно отсталые, и консервативные, типа Иванова. Если мне придется открытое письмо при прощании Путину писать, то обязательно напишу, что он глухо забронирован от истинной информации.
- А президент не изъявлял желания с вами встретиться?
- Конечно, нет. Мы сначала думали, это недоразумение какое-то... Наверное, желание отпало напрямую выйти. Хотя Ельцин бы вышел.
- Что же вы теперь делать будете?
- Вы что, считаете это - главное дело моей жизни? Я преподаю в Литературном институте, я издаю книжки, многие рукописи не мог закончить... Теперь я вернусь в семью наконец, полью огурцы, все будет нормально! Жалко только, что мы наладили хорошую работу, а потом ее кто-то разрушил.