Эпоха стратегических договоренностей образца СНВ-ПРО завершена

- Я бы сформулировал это так. Идея национальной противоракетной обороны, конечно, является не новой, не Буш ее придумал. Вопрос о ней был поставлен предыдущей администрацией. Но Клинтон передал прерогативу своему наследнику. Возраст проблемы еще старше, она уходит корнями в то, что называлось СОИ (стратегическая оборонная инициатива), "звездные войны" и тому подобное. В России и во всем мире, напомню, безраздельно утвердилась концепция, согласно которой организующим принципом стратегической стабильности в мире является принцип взаимного устрашения и возможности гарантированного взаимного уничтожения.

Договор ПРО от 1972 года был как бы правовым выражением этой концепции. Она действительно обеспечила в большой степени тогда безопасность. Тем не менее надо признать, что этот принцип был основан и вытекал из той стабильности, которая существовала в период двухполюсного мира. Но, согласитесь, биполярный мир ушел в прошлое, вместе с холодной войной. И тогда во всей остроте встал вопрос: а должно ли в дальнейшем строить миропорядок на устрашении, на возможности гарантированного взаимного уничтожения? Вначале никто этим не занимался, но прошло уже более 10 лет. И вопрос стоит следующим образом: должны ли мы и в будущем не иметь альтернативы той точке зрения, что в случае агрессии единственный способ упразднения агрессии - это ответный удар?

- Подход не очень убеждающий, все договоры существуют определенное время, и даже в упомянутом договоре есть статья, как вы знаете, о его денонсации. Так что американцы могут сказать: мы воспользуемся этим. В то же время если бы они так поступили, то это привело бы к весьма плачевным результатам. Если США действительно заинтересованы в обеспечении безопасности и не преследуют какие-то иные политические цели, то они должны с большой ответственностью отнестись к тому непреложному факту, что менять данный договор можно только в согласовании с другим партнером, то есть с Россией. Это с точки зрения чисто формально-правовой. Когда новая администрация США пришла к власти, последовало заявление о радикальном изменении их позиции, о стремлении создать свою национальную противоракетную оборону независимо от того, кто и как будет на это реагировать.

Первым таким ответственным заявлением было выступление Рамсфелда, министра обороны США, 4 февраля в Мюнхене на конференции по безопасности. Оно было очень кратким, содержательным, простым, и я заметил, что в нем был ряд элементов, которые тогда пресса как бы не заметила. Во-первых, он ни разу не сказал "национальная противоракетная оборона", а говорил, "противоракетная оборона". Во-вторых, он отметил, что эта противоракетная оборона имеет очень ограниченный характер и не направлена против России. Она направлена против возможных, весьма ограниченных ударов. То есть они, американцы, осознали, что если бы Россия употребила свой ракетный потенциал, никакая противоракетная оборона не устояла бы против него. Они говорят о такой обороне, которая может быть эффективной в случае одиночных ракетных ударов, нескольких ракет или 10 ракет. И, в третьих, они не думают осуществлять это в одиночку, а предлагают реализовать такую оборону всем друзьям США. Не только союзникам, но и друзьям, и в понимании всех - это было предложение в адрес России.

Россию представлял на этой конференции Сергей Иванов, который вообще довольно мягко выступил, но твердо высказался по вопросам, связанным с ПРО: договор не подлежит пересмотру, иначе это подорвет устои всей системы контроля над вооружениями. Но для меня, как и для многих других участников конференции, была ясна американская позиция: она как бы учла критику, раздававшуюся в мире после первых заявлений. То, что Буш представил 1 мая, было уже новой концепцией.

Претерпевает определенную эволюцию и позиция России. В период от 4 февраля до 1 мая она дважды выступила с предложениями и разъяснениями. Во-первых, признано наличие стратегических ракетных угроз и выражена готовность России помочь Европе в их отражении. Во-вторых, Россия предложила НАТО, в том числе в ходе визита генерального секретаря НАТО Робертсона в Москву, совместно создать, так сказать, европейскую противоракетную оборону - не стратегическую, а против тактических ракет театра военных действий. К сожалению, Россия не очень объяснила в деталях, что имеется в виду. Это, кажется, не новые предложения, но к ним надо отнестись серьезно.

Мне думается, что со временем будет найден консенсус между Россией и США.

- Да, он может быть скорректирован. И самым разумным подходом была бы согласованная корректировка этого договора. Или же, не затрагивая договора по ПРО, принять "новые рамки" для ответа на новые вызовы.

- Чтобы ответ был серьезным, надо бы знать, что на самом деле американцы хотят делать. У меня такое впечатление, что они сами еще до конца не знают, чего они хотят и что реально могут сделать - по линиям технологической и экономической. Это будут огромные расходы. И все же повод для оптимизма остается. Потенциал возможного понимания между Россией и США, по-моему, кроется в двух элементах, которые я указал вначале. Речь уже идет не о глобальных намерениях, а об очень ограниченной противоракетной обороне. И если Россия будет уверена, что никакая часть этого проекта не адресована против интересов ее безопасности, а наоборот, она может получить от его реализации только выгоды, то это открывает возможность серьезного делового разговора. А то, что американцы отошли от концепции национальной ПРО и готовы на что-то международное, общее, совместное, снимает главную негативную нагрузку на всем этом.

- Чего я лично опасаюсь: хотелось бы, чтобы решения не принимались в одностороннем порядке, независимо от того, плохие они или хорошие. Скажем, и американцы, и Россия объявляют о намерении сокращать ядерные боеголовки намного ниже уровня, установленного ранее принятыми договорами. Казалось бы, это такое естественное поле для согласования: раз обе стороны говорят об одном и том же в положительном духе, что здесь плохого? Плохо то, что делается это в одностороннем порядке. Смысл контроля вооружений в том и состоит, чтобы это был именно контроль, чтобы он включал в себя возможность диверсификации, инспекции, определенные процедуры и механизмы, которые не позволяли бы в одностороннем порядке принять то или иное решение и так же просто его поменять. Короче говоря, страны обязывались бы взаимно, в двустороннем порядке и многостороннем.

- Да, я так считаю. Уже и сейчас решения, пусть и положительные, нередко принимаются, невзирая на сложившуюся ранее структуру соответствующих договоренностей. Боюсь, что мы, пожалуй, вступаем в период ухода от практики великих договоров, что ситуация будет меняться, причем не в лучшую сторону. Обязательства будут приобретать более политический, чем правовой характер. Ведь правовые обоснования куда более трудоемки и кропотливы, а жизнь часто требует немедленных решений. Великие державы и другие страны могут счесть, что им легче принять то или иное быстрое решение, чем вести очень длительные переговоры.

Я уверен, что подмена правовых норм политическими декларациями - очень скользкий путь, опасный, и раньше или позже придется вернуться к какой-то формуле согласованных решений.

- Я думаю, что этот новый процесс будет длиться не дольше 8-10 лет, до 2010 г. Потому что большинство решений, касающихся сокращений имеющихся видов оружия, придется именно на 2007, 2008, 2009 годы. Вообще, я вам скажу так, что после окончания холодной войны вооружения потеряли свое приоритетное значение. На первый план в обеспечении безопасности выходят экономические и социальные факторы, они являются сегодня главным инструментом наведения безопасности внутри государств. Не боеголовки. Не случайно в последние годы повсеместно военные расходы падали довольно быстрыми темпами. Российские расходы до 1998 года в течение 10 лет сократились больше чем в 10 раз. Но они падали во всем мире. Главным образом - в России, а также в Европе и в США.

- 2000 год был первым годом, когда расходы в глобальном, мировом масштабе начали расти. К слову, в России они выросли на 43%, в других странах намного меньше. В целом они увеличились почти на 800 миллиардов долларов. Это означает, что начинается перевооружение, оно будет охватывать не только новые виды, количество, а и новое качество. Оснащение современной техникой будет дороже. До сих пор мы не до конца понимаем, насколько большое значение будут иметь новейшие технологии, какой они станут революцией в военном деле.

- В России в течение последних 10-11 лет предприняты попытки военных реформ. Им недоставало последовательности. Нет такого государства в мире, где реформа не имела бы таких больших издержек. Положение у вас усугубилось тем, что в России была реформа не только Вооруженных сил, реформировалось вообще все устройство страны, экономика, создавались новые отношения во всех сферах жизни. Поэтому Россия находилась в очень трудном положении. Но, мне кажется, что этот период уже уходит в прошлое.

Сегодня Россия видится как страна более стабильная, предсказуемая и... все менее демократичная. К сожалению, она становится страной хотя и стабильной, но все более авторитарной, что является для нее большой опасностью. Россия как бы сама себя ставит в ситуацию, когда придется еще раз вернуться к авторитаризму. У руководства страны еще есть момент для осмысления того, что интересы тех групп, которые пришли к власти, являются действительно демократией, в совокупности с новыми учреждениями, институтами, механизмами, процедурами.

- Я думаю, вряд ли вы найдете другого государственного деятеля в мире, который бы немедленно получил такую поддержку, как Владимир Путин. Но суть в том, что в России надо поддерживать не Путина, а демократические преобразования, Путина - тоже, но Россия остро нуждается в демократических институтах.